В путь за косым дождём

В 1934 году в Чукотском море был раздавлен льдами пароход «Челюскин», и 104 человека, в том числе десять женщин и двое детей, очутились на льдине. Их спасение превратилось в ледовую эпопею: за ним следили весь мир и вся страна. Летчики Н. Каманин, М. Слепнев, И. Доронин, В. Молоков, М. Водопьянов, С. Леваневский и А. Ляпидевский, которые вывезли людей на землю, были впервые удостоены специально установленного звания Героя Советского Союза. Там, в ледовом лагере Шмидта, возник план создать на самом полюсе дрейфующую станцию для научных работ, доставив ее туда самолетами. Этой идее полярный летчик М. Водопьянов посвятил свою книгу «Мечта пилота».

Через три года Арктике пришлось признать себя побежденной. Там, куда раньше ценой отчаянных усилий могли прорваться только одиночки, были поставлены палатки папанинского лагеря, самолеты доставили десятки тонн снаряжения, которое просто невозможно было дотащить сюда на собаках. А меньше чем через месяц Чкалов пролетел через полюс в Америку. За шестьдесят три с половиной часа он прошел почти до Сан-Франциско, но повернул из-за облачности и сел недалеко от города Портленда. В следующем месяце тем же путем прошел самолет Громова — за Лос-Анжелосом его не смог принять из-за тумана аэродром Сан-Диего, дальше уже была граница Мексики, но у Громова не оказалось ее карт и визы, поэтому он повернул, пересек Североамериканскую пустыню и сел у города Сан-Джасинто. Еще через месяц над полюсом прошла тяжелая четырехмоторная машина Леваневского, который потом вдруг сообщил, что один мотор вышел из строя, и после этого замолчал навсегда. Тридцать самолетов, наших и иностранных, в течение года искали пропавший экипаж — он исчез так же бесследно, как Амундсен: Арктика получила одну из последних своих жертв.

Теперь борьба за достижение полюсов на самолете стала воспоминанием. На Северном полюсе каждый год возобновляются на новой льдине дрейфующие станции, и сотни машин ежегодно облетывают тысячи километров бывшего вечного безмолвия. Теперь пассажир в удобном кресле глядит в иллюминатор с обычным дорожным спокойствием на те таинственные пейзажи, которые наполняли души первых путешественников «восторгом и ужасом». Огромный опыт полярных летчиков, привыкших летать в любых условиях и без видимых ориентиров, давно стал достоянием нашей гражданской авиации, а новые приборы страхуют летчиков от ошибок. Наука прочно высадила свои десанты в Антарктиде, где победивший воздушный транспорт — по-прежнему в очень трудных условиях — работает почти без летных происшествий.

И все же сам полярный край остался таким же суровым и беспощадным, просто человек к нему приспособился и лучше вооружен для борьбы за свое существование. С природой здесь не шутят. Я добрался от Москвы до станции СП-7 за два дня с посадками на обыкновенном самолете, завозившем очередные грузы. Был конец апреля — оживленное время в Арктике. Над полюсом сутками стояло солнце, и окна на «ночь» задергивали черными шторками и зажигали лампы, чтобы не нарушать нормальных людских привычек. Весь поселок выглядел очень мирно и благоустроенно, но трудно было все же забыть, что только толщина льда меньше чем в два метра отделяет его от трехкилометровой глубины океана. В небывало ясном и чистом небе, никогда не знавшем пыли, застыли вокруг лагеря высокие ледяные торосы. И казалось, ничто вокруг уже не напоминает о том неистовстве, с которым стремились сюда беспокойные души, — Арктика не хранит следов. Но их хранит наша память.

Весь путь авиации до наших дней, когда окрепшие крылья вторглись в самые глухие места всех континентов, — торжество человеческого оптимизма.

Профессия сама формирует нас. Летный характер не будет подлинным без большой энергии и быстрой готовности к действию. Иначе было бы нельзя летать. Летчик-испытатель — это прежде всего летчик-исследователь в не меньшей степени, чем открыватели полюсов, и если Амундсен был обречен на что-либо, то прежде всего на страсть к исследованиям, так же как и Скотт, который погиб на семнадцать лет раньше.

У Коллинза есть превосходная новелла об унылом летчике, над которым он посмеивается с добродушной иронией, свойственной их профессии: