В пылающем небе

Людям от природы свойственно стремиться к овладению высотой. Ну а если человеку от роду лет десять - двенадцать, тогда желание оторваться от земли, подняться повыше требует незамедлительного исполнения. Кто из мальчишек не забирался на высокое дерево, на крутую гору, на крышу дома? Развлекались таким образом и деревенская детвора, и ребята рабочих поселков, небольших городов.

Крыши детства были и у меня - мальчишки, родившегося на второй год после победы Октябрьской революции в пристанционном поселке Узловая Тульской губернии. Название поселка говорило само за себя. Здесь сходились железнодорожные пути четырех направлений. С железной дорогой и была связана жизнь большинства жителей Узловой.

Отец мой, Александр Алексеевич, - из крестьян, приехал в поселок из деревни Корсакове незадолго до первой мировой войны. Еще раньше в Узловую перебрались старшие братья отца - Иван, Николай и Михаил. Работали они механиками дизельных двигателей и паровых машин, слыли отменными мастерами своего дела. Дяди и помогли отцу устроиться в паровозное депо. Работать он стал кровельщиком - жестянщиком, как говорили тогда…

Двадцатые годы - тяжелое для страны время. Еще не закончилась гражданская война. Голод. Бандитизм. [7]

Страшный незримый враг - тиф. Разруха. Все это испытали на себе и жители Узловой. Нелегко жилось и нашей семье. Тиф надолго приковал к постели мою мать Наталию Григорьевну.

С детских лет отец приучал меня к честному, старательному труду. У Александра Медведева, как и у его старших братьев, были золотые руки, в поселке отец слыл большим мастером. С завидной красотой и точностью он делал замысловатые колена (переходы) железных кровельных труб. Ему поручали крыть крыши железнодорожного клуба, нового здания вокзала, элеватора для зерна. В мозолистых руках отца спорилась любая работа.

Отец часто брал меня подручным. Иногда деповские рабочие, наши соседи, говорили ему:

- Не бережешь мальца. Не дай бог, сорвется со стропил…

Отец добродушно парировал:

- А кто ж его к высоте приучать будет? Уж лучше я сам. - А мне строго внушал: - Не бойся, ходи уверенно, но не торопись. Это работа, а не цирк. По сторонам да вниз меньше смотри.

А как тут было не смотреть, когда нередко за тем, как я балансирую по балкам и стропилам (элеватор строился по высоте, равной десятиэтажному дому), наблюдали мои школьные товарищи. Кто с испугом, а кто и с доброй завистью.

У меня же вскоре совсем исчезла боязнь высоты. Зимой я лихо спускался на лыжах с обрывистых склонов крутой горы к речке Любовке. Редко кто осмеливался последовать моему примеру. Работа кровельщика, катание с гор на лыжах помогли укрепиться тем качествам характера, которые впоследствии пригодились для того, чтобы мастерски освоить пилотирование самолетом. [8]

В небе Узловой редко появлялись аэропланы, зато днем и ночью тишину разрывали паровозные гудки. Вместе со сверстниками я любил наблюдать, как по свистку главного кондуктора вдруг оживают неподвижно стоящие на рельсах товарные вагоны, лязгают буфера, пыхтит паровоз, и железнодорожный эшелон, набирая скорость, проплывает мимо в неведомую, загадочную даль.

Машинисты, кондукторы, кочегары были героями игр моего раннего детства. Бывая с отцом в депо, я мог разглядывать паровозы вблизи.

- А ну-ка, Димка, лезь ко мне в будку, - приглашал знакомый машинист Дмитрий Иванович Сурков.

Он разрешал мне трогать рычаги, поршень, заглядывать в топку. Видя мое восхищение, спрашивал:

- Ну как, тезка, нравится?

- Угу, - раздавалось в ответ.

- Не угу, а чудо. Вот что такое техника, - с гордостью говорил Сурков и добавлял: - Смекай и учись уважать ее.

То был добрый совет. Не погрешу против истины, если скажу, что он не только помог мне в летной школе, но и стал основополагающим в моем неизменно уважительном отношении к авиационным техникам, с которыми доводилось служить в молодые и зрелые годы.

Воспоминания раннего детства со временем потускнели, но одно осталось на всю жизнь - день похорон Владимира Ильича Ленина… Стоял лютый мороз. Он загнал меня и сестру Лену на печку - в квартире было холодно. Мы сидели молча, понимая по поведению взрослых, что произошло непоправимое горе. И вдруг протяжно загудел паровоз. За ним второй, третий… К ним присоединились деповские гудки. Тревожно-тоскливый гул потрясал Узловую. Стало боязно. К нам подошла [9] мама. По ее лицу текли слезы. До этого я только раз видел плачущую мать, когда хоронили Надю - мою младшую сестру. Мама тихо сказала:

- Не бойтесь. Это наша Узловая прощается с товарищем Лениным.

Я не раз слышал в депо, как рабочие говорили: «Ленин - вождь всех трудящихся». В моем детском восприятии слово «вождь» отождествлялось с понятием «самый главный командир». Мне стало очень жаль Ленина… А гудки гудели, гудели… Залегли в памяти услышанные позже нежно-печальные стихотворные строки: «И падали, и падали снежинки на ленинский от снега белый лоб».