В пыли этой планеты

В Германии XVI века в ходу было несколько изданий, в разных вариантах пересказывающих основные эпизоды истории Фауста — сомнения Фауста в вере, его сделку с дьяволом, окончательное падение и проклятие. Одна из таких книг рассказывает, как Фауст, отвергнув чудеса, явленные Христом, сам с легкостью начинает творить чудеса. Обвинения со стороны Церкви он игнорирует, утверждая в ответ: «Я пошел дальше, чем вы могли бы подумать, и поклялся дьяволу собственной кровью, что буду вечно принадлежать ему. Как я могу теперь вернуться [в лоно Церкви]? Как мне спастись?»[41].

В конце XVI века переводы книг о Фаусте начали распространяться по всей Европе. В Англии «Проклятая жизнь и заслуженная смерть доктора Джона Фаустуса» была опубликована в 1588 году. Считается, что это издание послужило драматургу Кристоферу Марло толчком для написания первой версии его собственной «Трагической истории доктора Фауста» в 1604 году. Предложенная Марло версия мифа о Фаусте заслуживает внимания по нескольким причинам. Она детализирует ритуальные практики Фауста, а также поднимает сложные теологические и философские вопросы о подвижной границе между наукой и религией. В первом издании пьеса начинается с вопрошания отчаявшегося Фауста и последующего отказа от всех законных форм человеческого знания, ограниченного и бесполезного:

On cai те on,

прощай! Приди, ГаленРаз ubi desinit philosophus, ibi incipit medicus,
Врачом ты стань и золото копи.
Увековечь себя лекарством дивным[42].

Издание «Трагическая история жизни и смерти доктора Фауста» Кристофера Марло

Демонстрируя классическое образование, Марло заставляет Фауста бегло говорить на древнегреческом и латыни: Фауст расстается с центральным для греческой философии вопросом «on cai me on», о бытии и небытии; затем он цитирует латинскую поговорку «ubi desinit philosophus, ibi incipit medicus», или «где кончается философ, там начинается врач», объявляя о своем намерении перейти от теории к практике.

Что остается делать Фаусту, если все человеческое знание стало для него бесполезным? Должен ли он обратиться к религии? Здесь Фауст выражается крайне резко: с помощью религии «мы лжем себе», пребывая в бессмысленном порочном круге соблазна, греха и раскаяния, — поэтому он провозглашает: «Прочь, Писанье!»[43] Согласно Марло, остаются только тайные искусства. Когда Фауст берет неназванную книгу, посвященную магии, он произносит:

Божественны лишь книги некромантов
И тайная наука колдунов.
Волшебные круги, фигуры, знаки...
Да, это то, к чему стремится Фауст![44]

Такая литания магическим инструментам — «волшебные круги, фигуры, знаки...» — уже намечает путь, каким Фауст будет использовать магический круг для вызова демонов — определяющего для фаустовского мифа действия.

Ключевая сцена возникает в обеих версиях пьесы, хотя во второй версии 1616 года сценографические указания и изменения в тексте создают гораздо более напряженную драматическую атмосферу. Вторая версия начинается звуками грома и разыгравшейся бурей. Мы видим Фауста в его кабинете с книгами по черной магии. Над ним завис рой демонов, включая Люцифера. Фауст не отдает себе отчета, что они уже здесь, но зрители видят их, замерших в ожидании. Фрагмент заслуживает того, чтобы процитировать его целиком, особенно из-за ритуала, который связывает магический круг со стихийными и даже планетарными силами:

Чтоб влажный лик увидеть Ориона,
На небо из Антарктики восходит,
Туманя их своим дыханьем мглистым,
Произнеси свои заклятья, Фауст,
И посмотри, тебе покорны ль бесы.
За то, что ты им поклоняться начал.
(Обводит круг)
Здесь Иеговы в кругу волшебном имя
Начертано обратной анаграммой
И имена святых, но сокращенно,
И образы всех атрибутов неба,
И символы блуждающих светил,
Что духов вызывать способны силой.
Мужайся же, о Фауст, будь же тверд.
И магии ты силу испытай![45]