Володя тут же заиграл под пляску, а Колька пошёл плясать и петь частушки, но места было мало и он, отодвинув дверь, выскочил в коридор. Баянист вышел за ним, и пляска возобновилась с новой силой. На музыку собрался народ. Колька пригласил какую-то женщину и пошёл перед нею в присядку, потом пригласил ещё одну, но самого его хватило уже ненадолго и он, тяжело дыша, нырнул в своё купе.
— Ну что, отвёл душеньку? — спросил Рожков.
— Эх, отвёл! Гулять так гулять! Места бы побольше. Развернуться негде. Да ты выходи, не стесняйся, — и Колька вытолкнул Рожкова в коридор, где было шумно и весело, а сам опять вышел за ним.
Женщины плясали, пели частушки, потом все вместе затянули какую-то общую песню. Но всё это, однако, продолжалось недолго. Володю-баяниста уволокли в соседнее от наших ребят купе.
Веселье также неожиданно кончилось, как и возникло. В коридоре вагона снова стало тихо. Колька и Никанорыч пошли к себе. Сергей Иваныч уже лежал под одеялом. Роберт читал книгу.
— Ложитесь-ка лучше спать, гуляки, — предложил Селезнёв. — Впереди много дней — напляшетесь.
— И то верно. Надо отдохнуть от трудов праведных, — согласился Рожков и стал разбирать постель.
Колька выглянул в коридор. Баяниста Володю переводили в следующее купе.
Колька молча забрался на свою полку. Один Роберт, включив настольную лампу, продолжал читать толстую книгу.
Кольке не спалось. Он лежал и смотрел в окно, за которым уже темнело. Мелькали мимо редкие фонари на столбах у дороги, да светились вдали огоньки незнакомых деревень и посёлков.
Колька глянул на Рожкова, потом на Иваныча и тихонько стал слезать с полки.
— Ты чего, Коля, на промысел что ли? — спросил не спавший ещё Селезнёв.
— Да не, я просто так. Покурю пойду.
— А, ну-ну, сходи.
Колька вышел в коридор, встал у окна и достал сигарету.
Спали далеко не во всех купе. То и дело слышался смех, громкие голоса. Вот с шумом отодвинулась дверь дальнего от Кольки купе рядом с проводницей и оттуда вышла Марина. За ней появился один из тех молодых людей, которые раньше были с гитарой. В руках у парня баян Володи-музыканта.
— Я так и знала, — сокрушённо говорила Марина. — Господи, каждый раз одно и то же. И зачем вы его угостили?
— Как зачем? Коллеги, все-таки… Да мы немного, а он сразу и рухнул.
— Сразу… — покачала головой Марина.
— Да ему теперь легче. А вот где я-то буду спать.
— Не волнуйтесь. Будете спать на его полке.
— А, ну тогда…
Марина и парень с баяном ушли в другой вагон. Колька заметил, что проводница Люба, выглянув из своего служебного помещения, проводила их заинтересованным взглядом, а потом глянула и на Кольку, чему-то усмехнувшись.
Колька, сунув так и не прикуренную сигарету в карман, пошёл к служебному купе напевая:
— А у этой проводницы шелковистые ресницы. Ты мне часто будешь сниться, проводница, ах, проводница…
Дверь была полуоткрыта и Колька просунул туда голову.
— Как дела, Любаша? — спросил он.
Проводница что-то ему ответила и Колька вошёл в купе, задвинув за собой дверь.
Некоторое время всё было тихо. Но вдруг дверь с грохотом отодвинулась. Из купе выскочил Колька, по спине которого гуляли цветные флажки проводницы Любы…
В коридоре вагона вновь появилась Марина.
— Ну, что, Марина, всех уложила? — спросил Колька.
— Ой, не говорите, всех. Теперь и самой пора отдохнуть.
— О, да вы рядом с нами живёте, — заговорил Колька, следуя за Мариной, которая отодвинула одну из дверей.
На пороге возник здоровенный детина. Он пропустил Марину, но загородил дорогу Кольке.
— Вам кого? — спросил он.
— Да нет, никого. Я просто так.
— Ну, тогда проходи. Гостем будешь.
— Да нет, спасибо. Я, говорю, прикурить бы где найти.
Мужчина обернулся к своим друзьям.
— Иван, брось-ка спички. Я тут одному товарищу дам прикурить… Держи.
Колька прикурил и отошёл к окну. Потом положил сигарету в пепельницу и направился в своё купе. Здесь было тихо и уютно.
Тишину нарушал лишь перестук колёс. Рожков и Селезнёв, как видно, уже спали. Только Роберт всё ещё продолжал при свете ночника читать книгу.
Колька разделся и забрался на свою полку.
Утром Колька проснулся от солнечного света, и, открыв глаза, некоторое время лежал неподвижно. Потом повернулся на бок и осмотрел купе.
Рожков и Сергей Иваныч всё ещё спали. Лишь Роберт, на которого Колька поглядел изумлённо и очень внимательно, читал книгу.
— Ты что, Роберт, так и не ложился?
— Почему же? Просто я давно встал.
— Ну, ты даёшь, феномен. Где едем? — спросил Колька и глянул в окно.
— Да всё по России.
— Сам вижу, что не по Америке. И всё же?
— Кажется уже по Ростовской земле. Степь…
— Так, видно, оно и есть. Пейзаж-то совсем другой.
За окном поезда простиралась, казалось, бескрайняя степь. Кое-где темнели редкие рощи деревьев, да вдоль дороги мелькали искусственные посадки кустарников.
Резко щёлкнуло в динамике под потолком и бодрый женский голос проговорил: