Тим резко выдохнул, принимая ответ. Руки крепче прижали меня к груди, к телу, угол стола за спиной стал совсем не ощутим — то ли мы отступили от него, то ли всё затмили другие ощущения. Этот поцелуй был совсем иным, не таким, как в подвале. Нежнее поначалу, спокойным, размеренным, но таким же сносящим голову. Сознание уплывало куда-то, остались только губы, руки на спине и желание отвечать, соглашаться, целовать дальше, дольше, глубже.
Поцелуй длился, становясь настойчивей. С нотками чего-то пряно-болезненного. Горечи? Отчаяния? Желания продлить этот миг до бесконечности? Губы Тима стали твёрже, движения резче, и я подстраивалась в ответ. Обвивала его руками за шею, открывалась, позволяя нашим языкам сплетаться и ласкать, распалять пламя, которое выжигало всё внутри.
Нежный, но настойчивый и немного отчаянный поцелуй. Да, не как в подвале. Тогда мы сублимировали, сплетали ярость в страсть. Сейчас же позволили желаниям себя поглотить.
«Одному желанию. Карточному», — напомнила совесть, когда я, тяжело дыша, оторвалась от губ Тима, но так и не смогла убрать пальцы из его волос.
Губы подопечного нежно коснулись моей щеки и замерли на шее, у самого уха, вызывая желание выгнуться навстречу, окончательно убить совесть. Тим тяжело дышал, сжимая меня в объятиях и ни капли не заглушая мысли о том, что его родители точно прибьют меня, если узнают. И плевать, что он уже мальчик совершеннолетний.
— 62-
Второе желание подопечный потратил на следующий день. Оно не отличалось оригинальностью, но, честно говоря, где-то в глубине души я его ждала. Прошлое желание Тима закончилось так же внезапно, как началось: подопечный в последний раз коснулся губами моей шеи, резко отстранился… и ушёл. К себе, потом в душ и на кухню за очередной бутылочкой воды из холодильника. А через час уже, как ни в чём не бывало, валялся на кровати и читал очередную приключенческую книгу. Само спокойствие, словно не он истерил половину дня.