В рамках дозволенного (СИ)

Наваждение спало: секунды снова помчались вперёд, тишина наполнилась звуками. И среди новых звуков я отчётливо слышала громкие шаги вверх по лестнице. Тим думал иначе, он разговаривать со Стасом не хотел. Зато хотела я.

— Дим, — я обернулась к Дериглазову и передала ему колоду. — Тоже зайду на кухню, хочу кое-что обсудить со Стасом.

Димка кивнул. Сейчас он выглядел особенно побитым и несчастным, самым бедным, больным и брошенным щенком на свете.

— Я правда не хотел, чтобы… Просто Вера…

Я улыбнулась. Не знаю, что там у Димы за история с сестрой Станислава, но, кажется, он очень дорожит этой девушкой, раз решился устроить подобную заварушку.

— Ты правильно поступил, — уверила Дериглагова я. — Честно. Насколько я поняла из их криков и рассказов, эту проблему давно уже стоило решить.

— Наверное, — пробормотал Дима, потирая шею. — Иди, я в коридоре Тима покараулю, чтобы он случайно не сунулся. А то мало ли, что решит на ваш счёт, — добавил Дериглазов, повеселев.

Я хмыкнула и покачала головой. А потом всё же поднялась и осторожно, чтобы случайно не вызвать интерес подопечного, прошмыгнула на кухню. Я, конечно, не детектив, но прекрасно понимаю: чтобы разобраться в деле, нужно максимально его изучить. А для этого мне понадобятся честные показания Вероцкого.

Когда зашла на кухню, Стас уже успел залить во френч-пресс кипяток и раздражённо то поднимал, то опускал поршень, устраивая бурю из чаинок. Весьма… многозначный жест. Заметив меня, он остановился и отдёрнул руки от заварника. Весь напрягся, кидая короткий взгляд мне за спину, но, видимо, не обнаружив там ни одного из двух весёлых гусей, чуть расслабился.

— Пришла передать, что меня просят удалиться восвояси? — он покачал головой и вновь дёрнул поршень.

— Зачем восвояси, если в карты втроём играть не так интересно? — улыбнулась я, присаживаясь напротив. — Угостишь чаем?

Вероцкий одарил меня пристальным, оценивающим взглядом — с пальцев ног до самой макушки — и тоже приподнял один уголок губ. Улыбка получилась кривой и похожей на усмешку, но и то уже можно было считать прогрессом.

— Значит, дщерь божья действительно пришла покаяться? — протянул он.

Я не сразу поняла, о чём вообще говорит Стас. Что? Дщерь? Какая?.. И только когда ухмылка Вероцкого стала чуть шире, сообразила: первые мгновения нашей встречи и разговор о…

— Каюсь, падре, платье невыносимо откровенно, а я ужасная грешница… — вздохнула я в ответ.

И мы в унисон рассмеялись. Когда успокоились, атмосфера в кухне была по-домашнему уютная, а не угнетающая и давящая. Вероцкий расслабил плечи и откинулся на спинку стула, слегка прикрыв глаза. Вот он, идеальный момент для пары вопросов.

— Задавай, — бросил Стас спустя пару секунд.

Что? Откуда он…

— Лада, у меня мать тренирует машины для убийства: наёмников, телохранителей, почти специальных агентов — и всё это под прикрытием обычного частного охранного предприятия. Я с детства умею почувствовать подвох…

— Но не помириться с другом, — улыбнулась я, первой наливая себе чая.

— Именно, этому нас не учат, — согласился он, подвигая ко мне и свою чашку. — Так что ты хотела спросить?

Я замялась. Как обычно, спросить хотелось очень многое, но первым стоило выбрать самый важный, самый главный вопрос, который поможет найти ответ уже своим существованием.

— Во время той истории с аварией ты действительно не знал, что тот парень…

— Кир, — подсказал Стас.

— Да, он. Что он колется, — закончила мысль я.

Вероцкий вздохнул, взял со стола чашку и снова прикрыл глаза, поднося её к губам. Осторожный медленный глоток, словно это не чай, а райский напиток, восстанавливающий силы, жизнь и молодость.

— Кололся, — наконец, поправил он.

— Что?

— Кир давно уже не колется. Он погиб в той аварии, сам поплатился за собственную привязанность. Впрочем, кто знает, что с ним творится на том свете, — Стас сделал ещё один глоток. — Но да, я не знал. Иногда ты уезжаешь в военное училище, а твой лучший друг за пару лет успевает так измениться, что пытается угробить себя, тебя… и других. Сестра до сих пор морально не восстановилась, но я рад, что Дериглазов её не бросает, — Вероцкий пронзил меня взглядом. — Только ему не говори, а то загордится и возьмёт наш дом в осаду.

— Я могила, — кивнула в ответ и тут же поняла, как неприятно высказалась после рассказа об умершем друге. Пусть и подсевшем на наркотики. — В смысле…

— Я понял, — кивнул Стас. — И я не лгу. О мертвых либо честно, либо ничего.

Мы продолжили пить чай. Без сладкого, без слов, без сахара. Ощущая на языке вкус заварки и откровений. У меня внезапно разыгралась головная боль, обхватила обручем в ответ на скрытый стресс и не хотела отпускать. Слишком странный, насыщенный и неправильный день. Я нарушила столько правил, едва не стравила Стаса с Тимом. Веду себя, как обычная девчонка, а не как педагог. И мне это… нравится?