В рассветный час (Дорога уходит в даль - 2)

Во мне поднимается возмущение против Дрыгалки. Да что же это за наказание такое, что она всюду подкрадывается и все запрещает? Этого "нельзя"! Это "не разрешаю"!

Звонок прерывает наш разговор с Дрыгалкой.

- В класс, медам! На урок!

И Дрыгалка стремительно мчится в класс, за нею бегут Варя и Меля.

Мы с Лидой на несколько секунд остаемся стоять в нише.

- Ты - Саша, да? - спрашивает Лида. - Можно, я буду тебя Шурой звать? И, знаешь, давай дружить. Хочешь?

- Очень хочу!

Так началась моя дружба с Лидой Карцевой. Она продолжалась и после окончания института - с перерывами, когда мы оказывались на много лег в разных городам, - но встречались мы неизменно сердечно и тепло.

Катя, как и прежде, сидит на парте рядом со мной. Но теперь я уже не злюсь на это, как в первый день. Ох, как стыдно мне теперь это вспоминать! Наоборот, я стараюсь чем могу выразить доброе отношение к ней. Я показываю ей нужную страницу в учебнике, объясняю ей то, чего она не понимает. У нее нет лишнего пера - я даю ей свое. Вообще стараюсь изо всех сил. (Меля бы сказала: "Ужясно!") Но все-таки так мягко заботиться о Кате, как Маня, не умею я.

Сегодня опять арифметика, и Круглов с глазами, забившимися глубоко под лоб, объясняет так скучно - я все время ловлю себя на том, что не слушаю. Потом идет урок русского языка, его преподает сама Дрыгалка. Это тоже очень скучно, - проходят имя существительное, склонения, падежи и т. д., я это давно знаю, - но тут уж я слушаю внимательно: я знаю, Дрыгалка мне ничего не простит! И в самом деле, она вызывает меня и велит мне просклонять во всех падежах слово "подорожник". Немножко подумав, я отвечаю ей урок, как учили меня Павел Григорьевич и Анна Борисовна:

- Именительный - около тропинки рос подорожник. Родительный - мы увидели в траве листья подорожника. Дательный - мы подошли к подорожнику. Винительный - мы сорвали подорожник. Творительный - мы вернулись домой с подорожником. Предложный - ведь мы знали о подорожнике, что он - целебная трава.

Дрыгалка слушает меня с каменным лицом.

- А звательный падеж где?

Я на секунду задумываюсь, потом отвечаю:

- Звательный - спасибо, подорожник, за то, что ты лечишь людей.

Дрыгалка недовольно сморщивается.

- Всегда у вас какие-то нелепые затеи, Яновская! Надо говорить просто: именительный - так-то, родительный - так-то и так далее. А вы тут целый роман наболтали!

Я послушно затягиваю:

- Именительный и звательный - подорожник. Родительный - подорожника. Дательный - подорожнику. Винительный - подорожник. Творительный подорожником. Предложный - о подорожнике.

- Ну, вот так правильно, - говорит Дрыгалка.

Но мне не нравится. Правильно, да, но - скучно. И я ничего не вижу из того, о чем говорю. А Павел Григорьевич всегда, что бы мы ни делали читали, делали грамматический разбор предложения, склоняли, спрягали, - все равно Павел Григорьевич говорил мне:

"Ты видишь все это? - упирая на слово "видишь". - Надо видеть, иначе все мертво и скучно, а сама ты - сорока, больше ничего".

От этого, читая стихотворение Лермонтова "Когда волнуется желтеющая нива", я видела и колыхание спеющей ржи или пшеницы, и лес, качающийся на ветру, и сливу в сизоватом налете, и ландыш, - все это я видела. И подорожник я сегодня видела, когда склоняла, - кустик закругленных листьев с глубокими морщинками, которые с изнанки похожи на жилы, вздувшиеся на трудовых руках, и то, как колышется среди кустика стрелка подорожника, вся в мелких бородавочках. Когда я была маленькая и угощала моих кукол обедом, стрелки подорожника изображали спаржу.

"Пожалуйста, возьмите еще спаржи! - просила я кукол очень вежливо. Это очень питательно".

Дрыгалка, к сожалению, этого не понимает. Она ничего не видит. Она никого не видит. Она видит только то, на что можно обрушить свою злость.

Урок чистописания - скучный, как дождик на даче. А для меня еще и пренеприятный - все из-за моего несчастного почерка. "Ужасный почерк! Ужасный!" - ахает учитель, и ему вторит Дрыгалка.

- Ужасный! - говорит она и даже закатывает в ужасе глаза. - Просто непозволительный почерк!

Подождите, злыдни вы этакие! Мама еще вчера пригласила учителя. Он будет приходить к нам домой. Начнет он со мной заниматься завтра. Я буду очень стараться - почерк у меня станет прелестный-прелестный! Что вы тогда скажете, злые люди? Вам не к чему будет придраться, вы будете вынуждены молчать, а я буду мысленно насмехаться над вами: "Ха, ха! ха! ха!"

Уроки кончены. Мы выходим на улицу. Ох, как хорошо, как вольно дышится. Но нам некогда наслаждаться золотым августовским днем: мы должны идти к своим мамам, попросить у них денег, а потом отнести эти деньги Мане - для Кати Кандауровой.

Решаем идти сперва к Меле Норейко, потом к Вариной бабушке, к Лидиной маме, а затем к моей.

Идем мы весело, шутим, смеемся. Только Меля почему-то на себя не похожа. Она все время молчит, даже иногда вздыхает. Наконец, не выдержав, она берет меня под руку, чтоб я шла медленнее. Когда мы таким образом немножко отстаем от Лиды и Вари, Меля говорит мне негромко и как-то нерешительно: