Нина еще раз ударила по струнам, и даже хотела насладиться полным звуком своего инструмента, но боль расстроила ее планы. Это было больше, чем просто любовная тоска. Она чувствовала, как будто кто-то ампутировал ей руки и ноги. Женщина была бессильна против этого ада, который готов был поглотить ее изнутри, как черная дыра.
— Я не могу! — вздохнула она и хотела убрать инструмент.
Том мягко положил свою руку на ее.
— Нет, Нина, подожди, пожалуйста.
Ее пальцы задрожали и на глаза выступили слезы.
— Том, оставь это, пожалуйста. Ты не понимаешь.
— Возможно, ты попробуешь это еще раз, начав с полной истины.
Нина остановилась и посмотрела на него. Она медленно качала головой.
— Пожалуйста, Том, — ее голос был не больше, чем отчаявшимся шепотом. — Не делай этого.
Он глубоко вздохнул.
— Нина, пожалуйста. Расскажи мне. Отпусти это.
Нина закрыла глаза, и первая слеза потекла по ее щеке. Женщина хотела убежать и с силой ударить гитарой об пол. Она должна была уйти прочь от Тома. От всего этого здесь. От боли у нее перехватило дыхание, и слезы не позволяли видеть. Она хотела что-то сказать, но не смогла произнести ни слова. Они застряли у нее в горле и еще усиливали боль.
— Я должна уйти отсюда, Том, — наконец, Нина заплакала навзрыд.
— Нет, нет. Посмотри на меня, Нина, — он поднял ее лицо двумя руками и вытирал женщине слезы. — Важно то, что ты, наконец, освободишься от этого. Я знаю о малыше, — он схватил свою сумку и вытащил снимок.
Ее губы дрожали, и она чувствовала соленые слезы на своем языке. Это был ее малыш. Однако Нина никогда не была уверена, хотела этого или нет. Тогда, когда она была только одна – без Тома – то постоянно думала об аборте. И снова, и снова удерживалась от этого. В течение того времени она часто держала в руке телефон, хотела позвонить Тому и все ему рассказать. Но очень боялась, что он больше не хотел ее. Опасалась, что Том может вернуться только из-за ребенка. И не в последнюю очередь, паниковала о том, сможет ли быть хорошей матерью. Прежде чем Нина набралась достаточно мужества, чтобы принять решение, она рухнула за кулисами. Когда женщина проснулась в больнице, ей только сказали, что она потеряла малыша. Нине было стыдно от того, что в первое мгновение она почувствовала облегчение.
— Нина, я знаю про выкидыш и твой провал. Важно, что ты... что мы говорим об этом.
Она по-прежнему качала головой.
— Я не могу.
— Нина, ты должна. Для нас обоих, ты понимаешь. Мне бесконечно жаль, что ты была одна в той ситуации. Но ты должна поговорить со мной об этом и должна снова петь, Нина, пожалуйста. Ради него и меня, — Том указал на маленькое белое пятно. — Малыш определенно не хотел бы, чтобы его мать отказалась от себя ради него.
Темные глаза Тома позволили ей заглянуть глубоко в его сердце. Она поверила, что была к нему так близко, как никогда раньше. Неожиданно там было больше, чем любовь между двумя людьми, больше чем страсть, больше чем радость для другого. Это казалось законом природы, что они принадлежали друг другу как свет и тень. Его взгляд давал ей надежность, в которой она так нуждалась.
Нина робко ударила по струнам. Пальцы ее левой руки как в трансе легли на гриф и прижали струны вниз. Она играла мелодию, и каждый звук, который раздавался, касался ее сердца. Наконец, Нина начала петь.
Нина перестала играть и смахнула слезы со щеки. Ее пальцы были влажными, сердце мучительно билось в груди. Она посмотрела на Тома.
— Не прекращай играть, — прошептал он, и Нина поняла блеск в его глазах.
— Я не могу играть дальше, я...
— Еще, — Том коснулся ее шрама, на котором теперь образовалась маленькая корка. — Просто играй, пожалуйста.
Она сделала ему одолжение и заиграла мелодию с начала. Теперь Том начал петь.