— Я не жаловался. — удивился Инжен. Но под моим презрительным взглядом грустно вздохнул. — Я был тогда не в себе, усталый и на нервах. И вообще-то, сигаретой об руку это больно, чтоб ты знала.
— А я знаю. — виновато призналась я.
Мы неровно рассмеялись, смущенно пряча глаза. Отфыркавшись, Инжен обратился к Гильберту:
— И тебя я попрошу никому не говорить, что ты тут услышал.
— Сигаретой об руку? — медленно переспросил Гильберт, пытаясь что-то вспомнить. Ему это не удастся. Если только Винсент ему не выболтал. — А вы о чем?
Мы переглянулись. Сгорающий от любопытства Гильберт это, скажу я вам, живописное зрелище. Глаза на лбу, горят, рот открытый, а лицо красное. Я поняла, что его самопоедание как-то меня утешает, что ли. С довольным выражением лица я сползла в кресло.
— Предатели. — обиделся Гильберт.
Надо сказать, что вид обиженного Гильберта был не менее занятен. Но мое справедливое удовлетворение нагло прервали. В комнату к Гильберту безо всякого стука ввалилась теплая компания. Это был холеный после процедур Химласгора Сальнес, не в меру любопытная Моника и Лусиа с Чирпешем. Увидев меня, они замерли.
— С ней все в порядке. — сделала вывод Лусиа. При этом, ее голос был полон разочарования.
— Ну, да. — кокетливо признала я, а потом с тревогой уточнила: — А что?
— А это что? — взревела она, поднимая листочек с кляксой.
За ее спиной тихо ржали Чирпеш и Сальнес. Моника, несмотря на свое право на этот процесс проявления эмоций, не ржала, с любопытством изучая нашу троицу. Типа «А чего это вы тут делаете?». Бедная лошадь. Ходит тут одна по этому дурдому… От плохих мыслей мне самой стало стыдно. Но диадема не реагировала. Так она еще не работает?
— Тест на восприятие. — томно ударила я по слабому месту Лусии.
— Чего? — от неожиданности она забыла, что находится в праведном гневе.
— Ну, показываешь пятно подопытному, а потом спрашиваешь у него, что он себе представляет. А что вы подумали?
Судя по самозабвенному ржанию, к которому подключились уже Гильберт и Инжен, напредставляли они там себе…
— Че смеетесь? — обиделась Лусиа. — Можно подумать, что только я. А сами… А он… А он… — она обличающее показывала листочком то на Сальнеса, то на Чирпеша. — А она… — тут листочек обратился на меня. — Да мы думали, что ты зазналась вообще и нас бросаешь, и даже разговаривать не хочешь, и что мы немного того… обидели тебя, вот.
— Так чего тогда на меня наезжаете? — наехала я на них. Диадема тухло помалкивала. — Че ржете, дебилы? — обратилась я к мужской компании. Они послушно заткнулись, ожидая продолжения.
И оно пошло. Меня прорвало. Что меня так взбесило? Да прибила бы всех. Досталось даже прячущемуся за Гильбертом Инжену.
— Ты мне тут не указывай, про что мне говорить! — орала я на него через Гильберта.
Интересно, а они знают, что диадема сейчас не работает? А без нее я здесь пенек на ровном месте. Не знают? Ну и хорошо. Буду мстить. Мне показалось, что Инжен о чем-то таком догадался, но он молчал как партизан, смиренно кивая под мои вопли стараясь не смотреть на меня. Просто у него в глазах такие бесы прыгали… Ну, извини, сам просил на тебя орать и никак тебя не выделять.
— Какого хрена ты лезешь в каждую дырку? — перешла я на любимую подружку. Лусиа сидела в такой позе, как будто на них шел ураган, наконец пришел, а им оставалось только его пережить.
— Тебе приспичило? — уже злобным сопением перешла я на Чирпеша. — Ты не мог где-то в другом месте личную жизнь устраивать? Обязательно во дворце, блин!
Я мимолетом вспомнила, что Винсент очень не любит нечисть и иные расы и терпит их только по ведомым лишь ему причинам. Чирпеш от моих наездов побледнел. Хотя его цвет кожи и без того нельзя было назвать румяным.
Сальнес терпеливо выслушал, какой он истерик и что его ритуал по лишению ведьм сил был очень сомнителен в ценности. Ну, а Гильберт получил за все. И за то, что он к вампиршам и эльфийкам обращался лучше, чем к любимой мне, и за то, что он меня плохо ждал и подбивал на кровожадное убийство, ну и за размазню. В общем, когда я закончила, диадема неуверенно мигнула. А, заработала, такая-сякая. Ничего. Я теперь знаю, какое против нее есть оружие. Оно называется дружеское застолье с Винсентом и Алонсо. Да, жалко, что тут не было Энаиса, Руазы, Адеква и Кристера. Им мне тоже было что сказать.
— А ты — я обратилась к успевшей вздремнуть Монике. — Ты… ты моя единственная радость в жизни, умница, красавица, дай я тебя поцелую.
Я расцеловала уже напрягшуюся Монику в обе щеки. Она довольно фыркнула и победоносно посмотрела на мою банду.
— Все сказала? — смиренно поинтересовался Гильберт.
— Ну, да, вроде. — насторожилась я.
— Я забыл тебе сказать. Просто, видно, тебе реально стресс надо было снять. В общем, это… Слушай… Если пользоваться отсутствием сил у диадемы, она может отомстить, ага?
Наступила тишина. Я уже мечтательно подняла глаза к небу. Может, она домой меня вернет, и никого убивать не придется? Но, видимо, диадема подавала блюдо «месть» в холодном виде.
— И еще… это…
Я вяло повернула голову.