Я же никогда его своим братом не считал и по сей день не считаю, особенно учитывая, что я уже не рассчитывал его хоть когда-нибудь увидеть. Но вселенная явно решила, что мне было недостаточно выходок дикарки, неадекватной зависимости и похоти, что она во мне вызывает, и сенсационной новости от Роберта. Нет!.. Этому дню нужно было окончательно добить мою покрытую глубокими, извилистыми трещинами сдержанность, бомбанув по ней появлением блудного брата.
– Приятно слышать, что ты изменился, Лиам, и не могу не отметить, что весьма положительно, – благосклонно произносит Роберт, зорко оглядывая его весьма солидный внешний вид, даже несмотря на небольшую помятость после нашей бойни.
– Да уж… – криво усмехается Лиам. – Ты же был уверен, что без твоих денег я уже через месяц приползу обратно домой или же буду рыться по свалкам со всеми остальными бомжами. Вроде бы такими были твои прогнозы на моё будущее? – снисходительно спрашивает он у отца, что внешне, как всегда, никак не отражает своей внутренней реакции.
– Да. И сейчас я буду несказанно рад признать, что был в корне неправ на твой счёт. Так же, как и рад видеть тебя здесь после всего… Честно признаюсь, я не думал, что спустя столько лет ты откликнешься на моё приглашение.
Приглашение? Так, значит, отец сам пригласил его сюда?! Ни хрена себе новость!
– Я и не собирался. Хотел выбросить его даже не читая, однако любопытство взяло надо мной вверх, а дальше уже нельзя не признать, что приглашать и удивлять ты умеешь, как никто другой. Разве я мог не приехать, чтобы лично убедиться в том, что длиннющая поэма с извинениями и просьбами зарыть давний топор войны от самого Роберта Харта в самом деле правда, а не чей-то розыгрыш? Ведь в день моего ухода из дома ты чётко мне сказал, что я умер для тебя раз и навсегда, а мы то все знаем, что ты своих решений не меняешь.
– Как видишь, ещё как меняю. И всё, что ты прочёл в моём письме – правда, Лиам. И если нужно будет, я повторю каждое написанное мной слово ещё раз, – твёрдо заявляет отец, словно кипятком меня с головы до ног окатывая.
– Да кто ты такой вообще?! – взрываюсь я, чувствуя, как слегка утихшая после драки и ухода Николины злость нарастает с новой силой. – Что за роль ты играешь?! Благотворительный фонд, слезливая речь на публику, нелепейшая новость об удочерении какой-то дворняжки, что якобы зародила в тебе родительскую любовь, а теперь ещё это – жалкие извинения передо мной и Лиамом, которого ты более шести лет назад выставил из дома как бракованный хлам, лишь потому, что он отказался плясать под твою дудку? – на одном дыхании выпаливаю я, вновь ловя на себе озадаченный взгляд брата.
– Адам… – тяжело вздыхает Роберт. – Ты сейчас не в лучшей кондиции, чтобы продолжать вести разговор на эту тему. Отправляйся домой, реши все проблемы со своим состоянием, и завтра мы с тобой поговорим обо всём на свежую голову.
– Я не собираюсь больше с тобой говорить об этом! Ни завтра, ни когда-либо ещё! В твои игры я давно уже не играю и ввязываться в них вновь не собираюсь! – категорично отрезаю я, переводя острый взор на Лиама. – А ты, надеюсь, изменился не только внешне, но также наконец сдружился со своей полоумной головой и прекрасно понимаешь, что он вновь что-то задумал, что в итоге несомненно обойдётся боком всем, кроме него самого.
– Да, задумал! – громогласно подтверждает Роберт, со всей непоколебимостью глядя мне прямо в глаза. – Но на этот раз не ради себя, а для всеобщего блага. Я просто хочу всё исправить и наладить наши семейные отношения.
Лиам сохраняет невозмутимое выражение лица, лишь слегка задумчиво прищуривается, я же срываюсь на издевательский смех, что так же быстро стихает.
С меня достаточно! Этот цирк затянулся, а шутки клоуна-отца-благодетеля уже сидят в печёнках. Не собираюсь и минутой дольше быть частью этого абсурда.
– Ну удачи тебе… папа, – ядовито выплёвываю слово, каким в последний раз называл его в прошлой жизни, и то, как мне кажется, не в своей. – Возможно, второй сын и новоиспечённая дочка клюнут на твои запоздалые раскаяния, и ты наладишь с ними мифические «семейные» отношения, но от меня этого не жди. Я уже давно расплатился со всеми своими долгами перед тобой, сверху накинув нехилые проценты, поэтому… я тебе ничего больше не должен, – заканчиваю я и решительными шагами направляюсь к выходу из дома, который никогда домом даже назвать было нельзя. Скорее главной территорией диктатора, под чьей властью и по правилам которого каждый из нас должен был существовать.
Я повторюсь, сказав, что не люблю вспоминать прошлое, но, наверное, пришла пора хотя бы вкратце рассказать, что за отношения царили в нашей дружной «семейке». И кавычками я постоянно выделяю это слово не просто так, а потому что никакой семьи, которую какого-то чёрта жаждет воссоединить Роберт, нет и никогда даже в помине не было.
Был только он. Его желания. Его правила. Его приказы, которым должны были следовать все и каждый. И я им следовал. Неуклонно и беспрекословно.
Он говорил – я выполнял.