Мне становится невыносимо жарко и не хватает воздуха, будто в груди вмиг перекрыли весь кислород. Картинка перед глазами мутно расплывается, а с каждой новой мыслью о страстном сексе с Остином моё голодное тело, мелко вибрируя, жалобно стонет и просит.
Нет, не так… Оно с криками до слёз умоляет меня сорваться и воплотить всё то, чего так настойчиво и мучительно долго требует моё естество.
Из последних сил цепляюсь за рваные куски образа «младшей сестры», что неизбежно ускользают, не оставляя мне ни единого шанса спастись.
Даже не понимаю, как оказываюсь к Остину непозволительно близко. Все движения будто делает другая, а я сдаюсь и покорно
Опуская голову прямо возле его прекрасного лица, я плотно прижимаюсь к нему телом. Небрежно забрасываю руку, «ненароком» обнимая, а вслед за ней также следует нога.
Даже столь невинные прикосновения заставляют все части тела превращаться в прах и вновь восставать из пепла.
Я правда пытаюсь расслабиться и не опасаться того, что он подумает, если вдруг проснётся, но у меня не получается – страх и звенящее волнение смешивают кровь до состояния жидкой лавы, что ежесекундно всё сильнее и сильнее застывает в каждой артерии, сосуде и узловатой вене.
В столь близком к нему положении я застываю, словно гранитная статуя, точно безжизненный камень, боясь совершить хотя бы одно неверное движение или даже шумно вздохнуть.
Совсем скоро от неудобной скованной позы тело начинает затекать, но я терплю и не двигаюсь, желая по возможности дольше продлить это запретное наслаждение ощущать под своими пальцами мышцы его крепкой спины, трепетать от тёплого дыхания, жадно впитывать в себя самый восхитительный аромат его смуглой кожи и прислушиваться к до боли родному звуку сердцебиения.
Я вконец неизлечимая мазохистка – других слов просто нет.
Наслаждаюсь и мучаюсь – мучаюсь и наслаждаюсь.
И так до тех пор, пока тело окончательно не устаёт и не немеет, и я понимаю, что, как бы мне ни хотелось, но всё же придётся поменять положение и попытаться заснуть.
Но стоит мне только начать отстраняться, как руки Остина в одно мгновение заключают в цепкие медвежьи объятия. Он сонно мычит, прислоняясь губами к моему вспотевшему лбу. Одну ладонь кладёт мне на спину, второй зарывается в копну моих спутанных волос и как ни в чём не бывало продолжает пребывать в далёком мире грёз.
А я?
А я вновь умираю и возрождаюсь, чтобы немного сползти вдоль его шеи вниз и уткнуться носом в ямочку ключицы, что словно была создана именно для меня.
Сколько раз в своих фантазиях я мечтала вот так засыпать в его сильных объятиях, в которых мне нечего бояться и совсем не о чем переживать, ведь он убережёт и согреет от любой непогоды и уничтожит каждого, кто посмеет мне навредить.
Остин защитит от всего, как всегда это делал, даже не подозревая о том, что самую страшную боль год за годом, совсем того не желая, причиняет мне сам.
Самую адскую боль и ни с чем несравнимое счастье, что сейчас заполняет меня до краёв.
В его тесной хватке я наконец расслабляюсь и до безумия быстро, совсем незаметно погружаюсь в долгожданный блаженный сон, где всё между нами – настоящая правда, а не мой столь желанный мираж.
Глава 8
Остин
Это была самая ужасная ночь в моей жизни!
Нет… Скорее это была самая «непростая» и мучительная ночь в моей жизни, в которой я изо всех сил пытался разобраться, где сон, а где явь, чтобы случайно не совершить того, о чём потом пожалею.
С какой стороны ни посмотреть, но мой вчерашний день смело можно назвать напряжённым и полным эмоциональных скачков, которые мне, человеку с тщательно выстроенным порядком в голове и неумением проникаться своими собственными чувствами, в корне несвойственны.
Видимо, поэтому моё подсознание для достижения того расслабления, которого я был лишён дважды, решило наверстать упущенное с помощью немыслимо развратных и до умопомрачения приятных сновидений, что я созерцал всю ночь.
И я бы не имел ничего против, не будь в моей постели девушки, к которой не могу прикоснуться так, как того хочу. А если говорить более точно – сделать с ней то, чего так отчаянно жаждет моё тело.
Всю ночь меня мотало из горячих снов с Ларой в ещё более огненную, сжигающую каждую клетку кожи реальность с Никс, что я до мучительной боли сжимал в своих объятиях.
Держал спящую малышку в своих руках без какого-либо шанса найти в себе силы отстраниться и в то же время боялся сделать хоть одно неверное движение, чтобы окончательно не сорваться и не полететь вместе с ней в бездонную пучину сладкого блаженства.