В ритме сердца (СИ)

— Нет, Лин, кроме сверхъестественного желания, что ты отражаешь на мне, больше ничего нет. Только это, — произношу твёрдо, уверенно, ни одна нота в интонации не колеблется в сомнении, пока сердце превращается в хаотичность пульса, в нервную аритмию, сдавливающую грудь болезненными судорогами. Но так нужно. Так правильно. Я не собираюсь ничего менять в своей жизни, и пусть она сразу это поймёт и примет.

— Только это, значит? — едва слышно шепчет Лина, продолжая скрупулёзно вглядываться в черты моего лица, но она в них ничего не увидит. Абсолютно. Мне и не такое приходилось прятать.

— Да, — коротко подтверждаю, для полной убедительности не отрываю взгляда с её глаз, в которых солнечный свет неумолимо прячется за горизонтом. Но это ненадолго. Ведь я точно знаю, что сможет быстро её развеселить. Просто это подождёт до завтра, а сейчас… — Иди сюда, я хочу повторения, — выставляю руки вперёд, желая притянуть её к себе, но она отскакивает от меня, как от пушечного выстрела.

— Нет, не трогай меня! Не трогай! — она пятится назад, отрицательно покачивая головой, обхватывает за плечи своё всё ещё помеченное моими следами тело, словно хочет не столько скрыть свою наготу, сколько таким образом защититься.

— Лин, ты чего? — озадаченно спрашиваю я, замечая, как её дыхание делается коротким и прерывистым, когда она начинает невнятно и торопливо что-то говорить себе под нос:

— Боже, какая же я дура… Какая дура… Так долго гадала, что ты во мне нашёл… Но всё же было так очевидно…

— Успокойся, давай сейчас без всего этого? — требую я, но Лина вновь пропускает мои слова мимо ушей. Сдавливает пальцами виски, сжимает веки, будто мучается от мигрени или же пытается что-то вспомнить.

— Милла же говорила… она говорила… а я не слушала…

— Что эта дворняга тебе говорила? — моя интонация непроизвольно получается гораздо мрачнее, чем мне того хотелось, но это хотя бы помогает привлечь к себе её внимание.

— Она не дворняга! Не смей её так называть! И ко мне не смей больше подходить! Даже не думай об этом! — видя, как я неизбежно надвигаюсь на неё, она вновь повышает свой голос, вконец пробивая платину моего терпения.

— Всё! Хватить на меня орать и нести весь этот бред! Мои слова ничего не меняют. Я хочу тебя, и это единственное, что имеет значение, — на сей раз я не сдерживаю силы, обхватываю её и отрываю от пола, за что тут же получаю череду ударов по груди и лицу. А зверьё, по ходу, не на шутку рассвирепело. Сил у неё хоть отбавляй. Это и злит меня до взрыва в мозге, и как всегда заводит, бля*ь!

— Отпусти меня! Немедленно! Отпусти! — шипит она, вслед за очередным ударом впиваясь ногтями в мою шею, но я, игнорируя саднящую боль на коже, доношу её до кровати и бросаю в постель.

— Отпустил. Теперь твоя очередь повиноваться — ноги раздвигай! Немедленно! И широко, как ты умеешь!

— Ты точно идиот, Харт, если думаешь, что я всё ещё хочу спать с тобой! — продолжая брыкаться, она пытается от меня сбежать, но я схватываю её за лодыжки, притаскивая к себе обратно. Ей-богу, прям дежавю какое-то!

— Конечно, хочешь. И прекрати опять сопротивляться этому!

— Отпусти меня! Отпусти! Ничего не будет! — кричит безумная на полную катушку, вновь отбиваясь от меня ногами, которые я с лёгкостью сцепляю вместе. — Отпусти, Адам!

— Опять всё по новой начинается? Мне кажется, ты уже сменила эту заезженную пластинку! Тебе самой-то не надоело? — со звериным рычанием спрашиваю я — с ней по-человечески, видимо, не договориться. — Что ты взъелась так? Должна была обрадоваться, что мы с тобой на равных. Что помучить меня можешь так же, как и я тебя. В чём проблема? Я тебя хочу, ты меня тоже. Так что мешает нам вместе понаслаждаться этим раем?

— Ты не меня хочешь, а своё долбанное «очарование», поэтому отпусти меня! Не буду я с тобой трахаться! Кайфанул разок и хватит! Отпусти! Я хочу уйти! Сейчас же!

— Какая же ты всё-таки идиотка безмозглая! — взрываюсь я. Собственноручно раздвигаю её ноги и, умещаясь между бёдер, накрываю извивающуюся дуру своим корпусом. Перехватываю руки, что снова поставили себе цель меня ударить, и злостно произношу ей прямо в лицо: — Лина, я никуда тебя не отпущу, пока не натрахаюсь вдоволь! Что в моих словах тебе непонятно? На каком ещё языке тебе это объяснить? Скажи мне! И я объясню, бля*ь! Я хочу тебя! И знаю, что ты хочешь меня тоже, даже несмотря на то, что опять начала свою любимую балладу!

— Насрать мне, что ты там хочешь! Понял?! И ни черта ты не знаешь, Адам! Может, плотские желания ты и умеешь считывать, но душевные тебе считать не по силам! А в них я как раз таки тебя больше не хочу! Слышишь? Не хочу! — в сердцах выплёвывает дикарка, срывая с моих губ язвительную усмешку.