— Заткнись! Заткнись! Заткнись! — взрываясь новой волной ярости, я хватаюсь за голову. Мне кажется, что я вконец впадаю в сумасшествие — я в самом деле всё ещё слышу его вибрирующий голос, а физически ощущаю жар его пальцев, губ, тела… Всего! Он так и не вошёл в меня, но я всё равно пропитана им насквозь. И это убивает, разрывает, душит, плавит…
Всё! Не могу!
Словно в беспамятстве я одеваюсь, выношусь из «своей» комнаты и на всей скорости лечу к лифту. Многократно бью по кнопке, глупо надеясь, что это заставит его подняться быстрее.
— Ну давай же, давай… — нервозно семеня на одном месте, умоляю я, неотрывно глядя на сменяющие цифры этажей на экране. — Ну дав-а-а-ай же!
— Куда так торопишься, Лина?
Его вкрадчивый голос подбрасывает меня от пола, заставляет резко обернуться и намертво прижаться спиной к дверям лифта.
— Не подходи ко мне, Адам! Не подходи! — клянусь, это будто не я говорю, а психически нездоровая истеричка. — Я ухожу. Ухожу! И ты меня не остановишь.
— Я и не собираюсь останавливать, — Адам же, наоборот, заверяет до безумия спокойным голосом, неумолимо приближаясь ко мне. Как погляжу, ему много времени не потребовалось, чтобы вновь превратиться в бесстрастную глыбу.
Я расщепляюсь от боли на части и дёргаюсь, точно припадочная, а он надвигается на меня, как всегда, невозмутимый, страшно красивый, дурманящий разум, поглощающий своей статной фигурой весь кислород, пространство и мою душу вслед за ними, в одних спортивных брюках, взлохмаченными волосами и с красными продольными отметинами моих ногтей на торсе.
— Тогда не подходи ко мне! Не подходи! — закрываю глаза и выставляю руки вперед за секунду до того, как он подбирается ко мне вплотную. Обжигаю ладони о его каменную грудь, а запахом его мужским, чарующим — ноздри, пока сердце отстукивает барабанную дробь, страхом заполняя всю мою сущность. — Не подходи, не надо! Не подходи… — раз за разом прошу я, отводя лицо от его дыхания. Горячего и поразительно мерного, что пугает ещё больше.
— Расслабься, Лина, тебе нечего так волноваться. Я обещаю, что больше никогда к тебе не подойду, — его обманчиво мягкие слова возле моей скулы режут меня наживую. Так не должно быть. Я должна радоваться и выдохнуть с облегчением оттого, что больше никогда в жизни не увижу этого морального урода, но ничего этого нет. Нет! Есть только новая порция нечеловеческой боли, что вмиг совмещается с такой же сверхъестественной злостью, когда он уверенно добавляет: — Я не подойду к тебе, потому что ты сама ко мне придёшь и будешь жалобно просить нанять тебя на
От неистового гнева внезапная смелость наполняет меня, придавая сил повернуть к нему лицо, чтобы соединить наши взгляды в финальном раунде.
— Я никогда не попрошу об этом! — твёрдо выплёвываю ему в лицо слова и тут же обжигаю ими весь язык и нёбо, когда в ответ получаю его высокомерную ухмылку.
— Точно так же, как зарекалась «никогда» не умолять меня трахнуть тебя? — а вот это его злорадное напоминание точно контрольный выстрел в сердце… в моё и так покрытое сотнями шрамов и кровоточащих ран сердце. Уж лучше бы он со всей дури ударил меня по лицу, чем до окончательного разрыва всех струн моей души уткнул носом в то, какой беспросветной идиоткой я была, думая, что он влюблён в меня, а ждёт каких-то просьб лишь из-за непомерной гордости. Нет же. Адам так долго и упрямо ждал моих признаний лишь потому, что я для него одна из многих. Одна из тех, кто должна просить и умолять его о наслаждении. Нет у него никаких чувств ко мне и никогда не было. Всего лишь желание «просто трахнуть», чтобы ощутить неестественной силы оргазм, после которого на сей раз я пребываю не в райской неге, а сгораю в котле адовом до самого основания. Но он не увидит моей боли. Я не доставлю ему такого удовольствия. Не покажу, что он сжёг собой во мне всё подчистую.
— Да, я умоляла тебя, Адам, но, тем не менее, тебя вряд ли можно назвать победителем. Как видишь, ты меня так и не трахнул сегодня… и не сделаешь этого никогда! — клятвенно обещаю я, чувствуя, как за спиной наконец раздвигаются двери лифта. Хочу отступить назад и навсегда скрыться от его мистического чёрного взора, но властный баритон меня останавливает:
— Вы кое-что забыли, мисс Джеймс, — не отрывая от меня снисходительного взгляда, он достаёт согнутый пополам небольшой листок и протягивает мне. — Это твоё.
— Что это? — стараясь не соприкоснуться с его пальцами, недоверчиво выхватываю из его рук бумажку и тут же разворачиваю, внимательно всматриваясь в прописанную от руки цифру с пятью нулями на конце.