В России жить не запретишь

– В здешних кабаках шмон через каждые полчаса. А на вокзале, знаешь, какие бляди? Уже под завязку наполненные. У них из носа течет.

– Фу, брат! Не говори так. Обычные бляди, только попользованные немножко.

– Э, старые кошелки, вот кто они такие. Я бы лучше Алису трахнул, – мечтательно сказал Ильяс, прежде чем повалиться на кровать с закинутыми за голову руками.

– А я бы ее для начала на бутылку из-под шампанского посадил, – категорично высказался Марат. – Лучше даже сразу на две.

– Вот же баран, совсем баран, – сокрушенно покачал головой Ильяс.

– Ты про кого это сказал? Кто баран?

– Никита Сундуков, кто же еще! Он думал, что можно спрятаться за юбку жены, но просчитался. Совсем глупый дурак. Не думаю, что дядя его когда-нибудь отпустит, нет. – Покосившись на напарника, Ильяс добавил: – Но сажать жену глупого Никиты на бутылку будет… э-э, немножечко не совсем мудро. Скажи, брат, разве после этого ты сможешь попользоваться Алисой в свое удовольствие?

– Нет, – признался Марат после сосредоточенного размышления. – Наверное, ты прав, брат. Сначала надо трахать, а потом уж наказывать. Жаль только, что нельзя наоборот.

Ильяс степенно кивнул:

– Зря, что ли, старики говорят, что нельзя зарезать одну и ту же овцу два раза?

– Зато можно зарезать много-много овец, – выдвинул встречный тезис Марат. – Худых и толстых, молоденьких и не очень. Если бы мне предложили сейчас вместо Алисы какую-нибудь другую хорошую русскую девушку, я бы не стал отказываться, брат. Я сказал бы: ладно, пусть будет другая.

Довольный своим философским подходом к делу, Марат тихонько засмеялся, но Ильяс лишь покачал головой:

– Какой же ты… – Он сделал вид, что закашлялся, после чего продолжал уже без лишних эмоций, которые только мешают общению двух вооруженных мужчин. – Какой же ты… э-э… немножечко не совсем мудрый, брат. Сначала нужно наказать Алису, а потом уже мечтать о других девушках.

Марат, оборвавший смех, нахмурился:

– Ты тоже немножечко не совсем мудрый, брат, раз говоришь, что я немножечко не совсем мудрый. Но все же я с тобой соглашусь, потому что воинам не пристало спорить по пустякам. Пусть сначала будет Алиса. Если, конечно, она нам попадется.

– Попадется, – заверил напарника Ильяс, зевая. – Не на этом, так на другом свете.

Двадцатидвухлетний чеченский паренек, уже имевший на своем счету одно убийство и несколько изнасилований, он свято верил, что Аллах подготовил ему местечко в исламском раю, и надеялся туда когда-нибудь попасть. Очень и очень не скоро, само собой. Когда-нибудь потом.

Глава 20 Гуд бай, Ичкерия, о!

Они спустились на равнину ночью и до самого рассвета шагали вперед, стремясь отойти от гор как можно дальше. По прикидкам Бондаря, это была все еще Чечня, то есть вражеская территория. Столкновений с боевиками здесь можно было почти не опасаться, но сдаваться доблестным федеральным войскам или тем более подразделениям МВД Бондарь не собирался. Не так уж сложно было сообразить, что охота с вертолетов была устроена руководством штаба Северо-Кавказского военного округа – Конягиным и его непосредственным начальником генералом Воротюком. О том, что представляет собой эта высокопоставленная парочка, Бондарю рассказал полковник Реутов. Хороший мужик, надежный. Хорошо, что он не стал и никогда не станет генералом.

Пробравшись сквозь лесополосу, Бондарь предостерегающе поднял руку. Алиса, научившаяся за время перехода и языку жестов, и многому другому, замерла неподвижным изваянием. Весьма потрепанным изваянием, весьма лохматым и чумазым, но все равно симпатичным.

– Блокпост, – прошептал Бондарь.

На его выскобленных ножом челюстях возникли и вновь пропали желваки. Стараясь двигаться бесшумно, Алиса приблизилась к нему и выглянула сквозь переплетение веток и листьев наружу. Светало. На фоне серого неба виднелся силуэт автобуса, стоящего у приземистого бетонного строения. Возле автобуса громко переговаривались человеческие фигуры. Насколько можно было понять с расстояния в триста метров, те, что в касках и с автоматами, требовали у штатских денег за проезд. Штатские бурно жестикулировали, объясняя, что денег ни у кого из них нет. Потом от их имени заговорил старик в папахе, наверняка весьма уважаемый человек среди своих. Он взывал к состраданию солдат, утверждая, что если люди отдадут деньги, то им не на что будет купить хлеба. Тогда сидите в своей Чечне и не высовывайтесь, твердили солдаты, начисто лишенные сострадания. Аксакала они обзывали козлом, старым дурнем и другими обидными словами, но он не обижался, а продолжал торговаться, стремясь скостить сумму побора вдвое.

– Что будем делать? – спросила Алиса шепотом. – Может, переночуем прямо здесь? Никто не станет прочесывать лесополосу поблизости от блокпоста.

– Соображаешь, – усмехнулся Бондарь. – Но сюда могут припереться местные жители, торгующие водкой и анашой. Или скупщики оружия. Нужно убираться. В дальний конец посадки. – Он махнул рукой. – А ночью отправимся дальше.