В Россию с любовью

Он смотрел на дорогу, стремительно убегающую под колеса, и пытался представить себе Ларису. Живой, улыбающейся. Даже хотя бы просто лениво валяющейся на диване. Ничего не получалось. Зато явственно виделись две растерянные человеческие фигуры, топчущиеся возле груды багажа на вокзальном перроне. Ларисины родители не скоро узнают, что им больше не суждено увидеть свою дочь. Установление личности погибшей займет значительно больше времени, чем сумеют продержаться в Первопрестольной двое пожилых днепропетровчан со своими тюками и баулами. Так что специально заготовленные тосты и анекдоты пропадут впустую. Гостинцы испортятся. И хотя сегодня приключилась трагедия пострашнее, мысль об этом причиняла боль.

Не думать, не вспоминать! Громов стиснул зубы так, словно закусил невидимые удила. Сожаления делают мужчину слабым или чересчур импульсивным для того, чтобы хладнокровно достигать цели. Было и прошло. Потерянного не воротишь. Подавшись вперед, Громов до предела утопил педаль газа.

Несущиеся на северо-запад столицы «Жигули» седьмой модели попытался остановить лишь один сонный гибэдэдэшник, но тут же стыдливо спрятал свой жезл за спину. Номер бледной «семерки» относился к той серии, которая давала право на бесконтрольный проезд по всей территории России.

Машиной Громова наградили за поимку одного умника, попытавшегося завернуть кредитную линию, направленную в Центробанк, на свои счета. По специальному распоряжению президента, Громову вручили также приличную денежную премию. Небольшая часть ее была истрачена им на себя, львиная доля отправлена семье в Курганск, а остатки, изрядно пощипанные Ларисой, составили при переводе на доллары ровно 2000. Но Громов никогда не жалел о потраченных деньгах, точно так же, как не строил планов по их накоплению. Те, кому это было близко по натуре, занимались в подлунном мире совсем другими делами и катались на совсем других машинах.

Двигатель «семерки», заботливо перебранный Громовым под наблюдением лучшего автослесаря Управления, работал безупречно. Иногда, переключая скорость или притормаживая на поворотах, Громов ловил себя на мысли, что относится к машине нежнее и бережнее, чем к Ларисе. Как к живому существу. Впрочем, похожее чувство он испытывал, когда смазывал свой револьвер. Ему нравились любые безотказные механизмы. А еще он любил скорость, прямые пути и контрастные изображения.

Вырвавшись из Москвы с ее заторами, Громов рассчитывал, что с ветерком прокатится по трассе, ведущей в аэропорт, но, перемещаясь из ряда в ряд, очень скоро вспомнил, что нынче пятница, а значит, за город дружно рвутся все, у кого имеются там дачные участки и коттеджи. И хотя до конца рабочего дня было еще очень далеко, на север тянулся нескончаемый поток разномастных автомобилей с набитыми провизией багажниками.

Уже подъезжая к десятиугольному зданию аэропорта с алюминиевым фасадом и солнцезащитными стеклами в восемь этажей, Громов поймал себя на мысли, что ему ужасно хочется уехать из Москвы подальше. Например, в родной Курганск, раз уж полковник Власов расщедрился на отгул и даже приплюсовал к нему сразу оба выходных дня. Ночная дорога и пара кассет с хорошей музыкой — разве этого мало, чтобы сполна насытиться своим одиночеством? А легкий привкус горечи — шут с ним! Это куда лучше приторной сладости или кислой скуки. Главное, чтобы не пресно.

«Не увлекайся, — одернул он себя. — Сейчас не время расслабляться. Сегодня ты уже проявил беспечность, и это закончилось очень плохо. Время возвращать долги».

Громов взглянул на часы. Минут через десять пассажиров нью-йоркского рейса должны будут пригласить на регистрацию, и Задов с толпой ничего не подозревающих пассажиров поплывет в расставленные на него сети.

Зафиксировать в людном зале участников операции оказалось настолько легко, что Громов даже рассердился на молокососов, выделяющихся в толпе своими пристальными взглядами и напряженными лицами. Лично он не поручил бы этим болванам следить даже за беременной козой.

Наведя справки насчет рейса Москва — Нью-Йорк, Громов неспешно прошелся по залу, подсчитывая общее количество участников группы захвата. Для перестраховки их крутилось вокруг не меньше пяти, хотя брать американца должны были при прохождении таможни — чинно, тихо, без лишнего шума. Пройдемте, мол, уважаемый гражданин Соединенных Штатов, для выполнения некоторых формальностей. Артур Задов ведь не беглый уголовник, не вооруженный террорист. Он не должен ничего заподозрить до самого последнего момента, а неуклюжие «топтуны» могут спугнуть его раньше времени. Вон один сверлит каждого входящего мужчину проницательным взглядом, а второй то и дело опускает голову к спрятанному под воротником микрофончику. Что путного он может доложить, интересно знать? Сообщить, что рубаха у него совершенно промокла под мышками? Вот уж точно: заставь дурака молиться, он и лоб расшибет. Хорошо, если только собственный!