В Розовом

— Слушай, Блейк, а что, если мы сейчас съездим за этими «Каскадами» и отправим их на ранчо, а каталогами займемся потом, а? Поздновато как-то… А лесопогрузчики тоже красивые.

— Не торопи меня! Я же вижу, ты меня подгоняешь, Чаб!

— Знаю, корешок, знаю! Так же удобнее.

— Я никуда не спешу.

— Правильно, не спеши… — встрял Л. — Нужно точно знать, что покупаешь то, что хочешь. Например, вот эти японцы… — Л. взял со стола каталог в твердом переплете и направил на него лампу. Прямо перед глазами Блейка заблестела красочная картинка: японский тандемный каток «Ингерсо лл Рэнд» с четырнадцатипроцентным преодолеваемым уклоном и дизельным двигателем с турбонаддувом мощностью девяносто две лошадиные силы.

— Сегодня никаких японцев, Л., — проворчал Блейк. — Только старые добрые американские машины. Если ты не возражаешь, конечно. — И, глянув на оборотную сторону каталога, Блейк посмотрел на Л. Его слезящиеся глаза Пикассо забегали от Малыша Чаба к Л. и обратно. — А циркулярные пилы у тебя есть?

— Циркулярные пилы? Это же проще простого!

— Эй, вы там!

Нет ответа.

— Эй, как по-вашему, смерть Феликса — несчастный случай? — спрашиваю я человека, сидящего на дереве у моего дома.

— А разве вы не спрашивали об этом на прошлой неделе? — отвечает тот.

Ветер театрально шуршит сосновыми иглами, и они, кружась, слетают на меня.

Феликс жил на гребне волны. В гармонии с силами вне нашего понимания-священным союзом материи и электричества. «Жизнь — это не уникальный опыт, а коллективный, как атомная решетка».

Когда я познакомился со Свифти, тот сообщил мне, что Феликс — инопланетянин. Гм…

А пресса-то, видать, под прессингом. Им нужно как-то пролить свет на вопрос, что случилось с Феликсом. Феликс был обычным парнем… Ничего себе обычный парень, который за два месяца мог получить миллион. Тут явно есть что раскапывать. Что-то таится под политически корректным прикрытием.

Они не уставали меня спрашивать: «Так что же на самом деле произошло во время печально известных съемок инфоролика «101 замечательное свойство «Флэймекса»?

Здесь уместны любые догадки. И люди гадают. Не только гадают, но и направляют свои объективы — на мой дом.

У парадной двери роятся сплетники и скандальные репортеры. Я что-то скрываю. Недоговариваю.

Но что именно?

Моих собственных слов им оказалось мало, и они решили сочинить остальное сами.

Обыватель: Вы действительно что-то придумываете и делаете вид, что так и было?

Репортер: Ну, иногда трудно найти интересный сюжет… э-э-э… так что, если вы что-то сочинили, работа не должна пойти насмарку. Вам хочется ее напечатать. Вот я и говорю: ну их всех к лешему! Если статья интересная, пусть печатают. Какая разница, правда там или нет? Если уж на то пошло, разве правда поднимает тираж?

Я помню, как на моем газоне жужжала видеокамера, братья и сестры.

Я говорил в микрофон с надписью «МТУ».

— Это был самый прекрасный человек, каких я когда-либо знал. Я потрясен этой утратой. Знаете, я думаю, что знал его не хуже других и что он был таким же, как все. У него было свое, личное, то, о чем он не хотел говорить. Но в отличие от нас он пытался понять, что это такое и почему об этом не хочется говорить.

Если бы у него были проблемы, он обсудил бы их с друзьями, которых любил и которые любили его. Не думаю, что тут замешано что-то более серьезное.

Его просто решили забрать в космос инопланетяне. И он вступил с ними… в контакт… — Я замолчал и посмотрел на эмтивишный микрофон. Пожалуй, зря это я. — …как раз перед тем, как исчез… — Я снова замолчал: что это я говорю? Обведя взглядом толпу, я закончил: — …у ночного клуба на Стрипе.

Я пришел к Джоанне на работу. Она показывала мне, как хорошо мотает ее новая монтажная техника. Крошечный электродвигатель с жужжанием перематывал пленку — и вправду очень быстро. Вдруг в ее офисе зазвонил телефон, и она пошла поднять трубку. Я огляделся: стены офиса состояли из оконных рам самого разного размера, сложенных, как мне показалось, наугад, в немыслимую стеклянную коробку площадью футов десять. Джоанна наклонилась над своим «макинтошем» и улыбнулась человеку на телефонной линии, словно они говорили по видеофону.

Я попытался перемотать пленку сам, но бобина вышла из-под контроля, с силой отбросила мою руку и закрутилась в противоположную сторону, разматывая пленку на пол. Я прижал бобину, и пленка с громким треском порвалась. Пока я заметал следы преступления, Джоанна вернулась и сообщила, что мы идем в «Тоуд-Холл» на встречу с ведущим режиссером-ретроградом Базом Постом  [51].

«Тоуд-Холл» — темноватый ресторанчик с круглыми деревянными столами, покрытыми толстым оргстеклом. Несколько дюймов оргстекла — прекрасная защита от летающих стульев, бьющихся бокалов или проливающих пиво студентов. Мы втроем-Джоанна, Стив и я-ждем, когда ретро-король явит свою знаменитую физиономию.

Я назвал База ретрокоролем, потому что чуть ли не во всех его фильмах фигурируют старомодные кафе и бедные кварталы шестидесятых-семидесятых. Его фотографии печатали в журналах, а после суперхита «В поисках Лонни» — даже на первой полосе местной газеты.