В руках врага

Увы, в последнее время правящая элита Грейсона растеряла четкие социальные ориентиры и пребывала в такой же неуверенности, как и любой иноземец. Правда, эти люди стремились к обретению новых ценностей, и Александер не мог не восхищаться тем, как многого им удалось добиться за столь краткий срок, но тем не менее в обществе царила растерянность. Некоторые светские дамы негодовали по поводу попрания принципов, усвоенных ими с детства, даже больше, чем самые консервативные мужчины – по поводу утраты своих привилегий. Эти естественные союзники на каждом приеме сбивались в особые группы, само наличие которых порождало мрачную напряженность. С упорством обреченных они цеплялись за старину, что неизбежно приводило их к конфронтации с молодыми энтузиастами, сторонниками реформ и поборниками равенства полов.

Эти последние утомляли Александера куда больше, чем закоснелые ретрограды. Даже разделяя их систему ценностей, граф понимал, что устроенная Протектором Бенджамином Девятым «революция сверху» потрясла устои пусть и имевшего некоторые недостатки, но стабильного социума, за последние шесть или семь веков претерпевшего лишь незначительные изменения. У многих энтузиастов-новаторов создалось представление, будто в реформах важнее всего темпы. Они стремились отбросить все старое, не очень хорошо представляя себе, в каком направлении столь ревностно устремляются. Граф не сомневался, что большинству из них удастся преодолеть чрезмерный реформаторский пыл (в конце концов, перемены начались всего несколько лет назад), однако на данный момент иные из них видели едва ли не основную свою задачу в том, чтобы во время общественных мероприятий шокировать «ретроградов» демонстрацией новизны.

Ну и конечно же, конфликт между «старой гвардией» и поборниками прогресса подставлял Белую Гавань, как и других мантикорцев, буквально под перекрестный огонь. Реакционеры видели в иностранцах источник инфекции, поразившей все, что составляло ценность и смысл их жизни, а новаторы пребывали в уверенности, что мантикорцы должны быть во всем заодно с ними, хотя сами далеко не всегда и не во всем действовали заодно друг с другом. Лавировать между теми и другими, стараясь никого не задеть и не обидеть, было до крайности утомительно: по крайней мере графа Белой Гавани роль канатоходца раздражала.

Правда, он признавал, что лен Харрингтон отличается от прочих в лучшую сторону. С самого начала костяк местного населения составили наиболее динамичные и непредвзято настроенные подданные других ленов, ибо только такие люди и согласились бы переселиться со своими семьями мало того что в новое, только-только созданное поместье, но еще и под власть первой в истории Грейсона женщины-землевладельца. Более того, люди, собравшиеся на приеме, с которого он только что сбежал, представляли собой кадровый потенциал, позволявший их землевладельцу в полной мере проявить себя не только военным, но и поистине государственным деятелем. Понимала ли это Хонор, нет ли, но ее статус делал ее непререкаемым арбитром в области обычаев и этикета: подданные внимательно следили и за ее поведением, и за ее реакцией на социально значимые действия. Благодаря этому граф Белой Гавани чувствовал себя в Харрингтоне гораздо свободнее, нежели в других ленах, и даже на нынешний бал явился с удовольствием, ибо рад был поприветствовать Хонор дома. Сбежать его побудило не столько недовольство обществом, сколько накопившаяся усталость.

Кроме того, после ознакомления с доставленными ему леди Харрингтон приказами и донесениями ему было о чем поразмыслить. Граф с удовольствием узнал, что Восьмой флот оставляют за ним, но вот некоторые сообщения Разведуправления вызвали обеспокоенность: следовало как можно скорее поставить о них в известность адмирала Мэтьюса и его штаб. Таким образом, еще одной причиной для бегства с приема являлась необходимость обдумать полученную информацию и свести ее воедино. И вообще, признался себе граф, сформировать наконец окончательное мнение по некоторым вопросам. Проблема заключалась в том, что при всей серьезности донесений разведки о некоторых аспектах деятельности хевенитов адмирала куда больше встревожили проекты и планы Комиссии по развитию вооружения.