В садах чудес

В столовую, ломая руки, вбежала неуклюжая плачущая Барб. Слезы крупными горошинами катились по ее полным отвислым щекам.

— Девушка!.. Вашу девушку нашли в реке. Ах, господи! Должно быть, полиция сейчас будет здесь!.. Хорошо, хоть мой Дени успел уехать!

— Дени здесь не при чем! — заявил Мишель.

— Здесь может оказаться при чем каждый из нас! — Анна с тихой твердостью поднялась из-за стола.

Полицейский следователь и деревенский врач осмотрели тело девушки.

— Я бы это назвал «никаких следов насилия», — резюмировал медик. — Такое ощущение, будто она сама легла на воду вниз лицом и просто-напросто перестала дышать.

— Ее так и нашли в реке местные парни-рыболовы. Плавала кувшинкой на воде.

— Это нельзя назвать естественным!

— Какова же ваша медицинская версия?

— Я не могу найти естественных объяснений для неестественного!

— А эти царапины?

— Вы легко обнаружите подобные у вашей супруги или, простите, у любовницы.

— Она, стало быть… То есть, вы хотите сказать, вскрытие показало, что она не девица?

— Во всяком случае, перестала ею быть. Впрочем, полагаю, это произошло не в это лето! — Врач хохотнул. — Провинциалка в Париже! Наверняка, любовное разочарование!

— Кажется, здесь на нее глаз положил один бывший местный парень, Дени!

— Ну, это не объясняет ее странной смерти.

— Однако следует допросить его.

Узнав о том, что Дени уехал вечером в день гибели девушки, следователь окончательно уверился в том, что Дени следует задержать.

Дени был задержан в Париже и привезен обратно в деревню. Барб заливалась слезами.

— Еще бабушка-покойница меня предупреждала: «У этих Л. в семье нечисто!» А я-то дурочка!..

Были допрошены Катрин, Дени, парни, обнаружившие труп Мадлен. В сущности, ни у кого не было алиби! Но заключение врача лишало смысла любой вариант судебного расследования. Смерть девушки не была насильственной. Самоубийство! Впрочем, оставалась еще загадка того, каким образом Мадлен удерживалась лицом вниз на поверхности воды. Отсутствовали и многие другие признаки утопления. Но это уже могло заинтересовать медицину, но не полицию! Впрочем, деревенский врач удовлетворился тем, что признал свои познания ограниченными. Тело Мадлен пока оставалось в морге. У девушки не оказалось родных, кроме тетки, очень старой женщины, кажется, святоши и нелюдимки.

За окном равномерно шумел дождь. В гостиной собралась вся семья. Все были подавлены случившимся. Особенно Катрин. На ней лица не было. Марин тоже сидела насупленная. Пристроившись у лампы, Мишель что-то набрасывал в своем альбоме. Старик, отец Анны, и Поль играли в шахматы, подолгу обдумывая ходы. Всем непривычна была Анна, сидевшая, безвольно опустив руки на колени, без всякого дела, без шитья, вышивания или вязанья. Было уже не рано. Но сегодня вечером семья Л., казалось, опасалась разойтись — каждый к себе.

— Так дальше не может продолжаться! — раздался в тишине, нарушаемой лишь плеском дождевых струй за окном, голос Анны. — Мы должны начать говорить правду! Мы все чего-то не досказываем, не договариваем!

— Анна, если бы ты знала, о чем ты просишь! — Катрин была совсем сломлена.

— О правде, Катрин!

— Правду знаю я! — хрипло произнесла Марин.

В глазах Катрин заплясали злобные огоньки.

Марин выдержала ее взгляд.

Мишель не отрывался от альбома.

— Правда заключается в том, — неестественно резким голосом заговорила девочка и вдруг резко осеклась, но, справившись с собой, продолжала: — правда заключается в том, что Катрин, «тетя Катрин», — она иронически усмехнулась, — Катрин — гомосексуалистка! Мадлен была ее возлюбленной! Я это видела. Ночью!

— Марин! — воскликнула Анна.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что шпионила за Катрин, девочка моя? — протянул дед.

— Я не шпионила, — ответила Марин с неожиданным спокойствием, — я читала ночью в своей комнате. Вдруг испугалась. Наверное, это случилось от темноты и одиночества. Я выбежала из комнаты и постучалась в комнату Мадлен. Да, я заглянула. В комнате было пусто. Из комнаты Катрин доносились голоса. Она и Мадо были там. Все!

— Я не убивала Мадлен! — сказала Катрин. — Я бы не хотела говорить правду. Но я скажу. Прежде всего: то, что сказала Марин, верно. Но я не убивала Мадлен.

— Катрин, — вступила Анна, — я помню твое странное спокойствие, когда обнаружилось, что Мадлен исчезла, не пришла к ужину. Ты была спокойна. И в то же время чем-то испугана, подавлена. Почему?

— Мне тяжело говорить, Анна! — Катрин замолчала. — Ты помнишь, каким подавленным и испуганным казался нам, мне и тебе, Дени? Помнишь, как мы пытались расспрашивать его? Я понимаю теперь, что Дени видел то же, что видела я! Поэтому он молчал. — Она обернулась к сыну: — Мишель, позови Дени. Возможно, на это раз он заговорит!

— Нам просто нужно уехать отсюда! — Мишель поднялся. — Мы сходим с ума! Я должен бежать, тащить сюда Дени, которому, должно быть, и так не по себе после допроса в полиции. И почему только все мнят себя домашними детективами, этакими Шерлоками Холмсами?

— Мишель, я прошу тебя, — Поль говорил с неожиданной мягкостью.

Мишель посмотрел на отца.