Читаем В садах Эпикура полностью

Тогда меня включили в группу ребятишек, обучавшихся немецкому языку. Учила нас старая, добрая, толстая Атилия Карловна. Я сразу ее полюбил: она рассказывала сказки про Карлика Носа, Халифа и Аиста и многие другие. Теперь я знаю, что Атилия Карловна рассказывала Гауфа и Братьев Гримм, но тогда я этого не знал. Я слушал и, хотя сказки мне читали и дома, эти казались особенно чудесными. Перечитывая их, я всегда невольно возвращался к Атилии Карловне, мне казалось, что я слышал ее голос, ее интонации. Я довольно быстро научился болтать по-немецки. У Атилии Карловны было много учеников. Она занималась в разное время с несколькими группами. Дети приходили в какой-нибудь дом и учились, играя: было лото, всякие загадки, сказки. Вырезали, клеили, рисовали. Собачье ухо и здесь прославило меня как художника. Трудными были 1929–1930 гг. Не хватало продуктов, даже хлеб продавали по карточкам. Атилия Карловна обычно делила с нами свои бутерброды. Каждому доставалось по крошечному кусочку, но каждому. Однажды праздновались именины Атилии Карловны. Приглашение получили все ученики. В довольно большой комнате собралась толпа ребятишек. Пили чай, ели торт. Атилия Карловна умела приготовить вкусное. Потом она умерла, и я горько плакал. Обучение немецкому языку продолжалось, но ни одну учительницу я не любил так, как Атилию Карловну. Смерть ее явилась для меня не первой утратой. Умер от дифтерита мой приятель. Так вот, после этой смерти я тоже плакал. Я редко плакал от горя. О двух случаях я рассказал, потом расскажу еще о двух. И это, пожалуй, будет всё.

Как я упоминал, я рос с Игорем Петровым. Мы до одури играли в солдатики. Николай Константинович отлично рисовал и участвовал в изготовлении войск. Между двумя столами в большой комнате был наведен мост из деталей хорошего конструктора, на столах возвышались крепости из кубиков, линеек и прочего материала. Здесь кипели бои. Были и другие занятия. Родители Петровы устраивали для меня и для Игоря литературные вечера. Мы учили какое-нибудь стихотворение, декламировали его, а потом нам читали книги. Здесь я узнал былины, сказка и поэмы Жуковского, Пушкина, рассказы Киплинга. У Петровых была отличная библиотека. Немало книг имели и мы. Николай Константинович научил беречь книгу, брать ее только чистыми руками. Читать и смотреть разрешалось все при взрослых и без них. Пряталась только одна иллюстрированная книга – «Мужчина и женщина». Но мы обнаруживали именно ее и смотрели в уединении. Помню и беседы Николая Константиновича. Он брал иллюстрированное издание «Жизнь животных» Брема (эта книга сохранилась у меня) или «Народоведение» Ратцеля и читал, комментировал картинки, рассказывал. Мы слушали, затаив дыхание. Петровы приобрели двухламповый громкоговоритель, казавшийся чудом техники. Николай Константинович рассказывал, что недалеко время, когда прямо у себя, в комнате можно будет смотреть кино. Теперь я знаю, речь шла о телевидении.

На улице Левитана жил с сыном и невесткой друг Л. Н. Толстого В. Г. Чертков. Он был уже стариком и ежедневно прогуливался по дороге. Потом его стали возить на коляске. В. Г. Чертков дарил ребятишкам заграничные почтовые марки и отговаривал от ловли майских жуков.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное