Оду «Вольность», рассказывал Николай Тургенев, Пушкин «вполовине сочинил в моей комнате, ночью докончил и на другой день принес ко мне написанную на большом листе».
В ту декабрьскую ночь восемнадцатилетний Александр Пушкин вступил на опасный и благородный путь вольнолюбивого поэта.
«У беспокойного Никиты»
Один из молодых петербургских литераторов рассказывал в «Письме другу в Германию»: «Посещая свет в этой столице, хотя бы совсем немного, можно заметить, что большой раскол существует тут в высшем классе общества. Первые, которых можно назвать правоверными (погасильцами), — сторонники древних обычаев, деспотического правления и фанатизма, а вторые — еретики — защитники иноземных нравов и пионеры либеральных идей. Эти две партии находятся всегда в своего рода войне, — кажется, что видишь духа мрака в схватке с гением света».
Выйдя из Лицея, юный Пушкин, разумеется, примкнул к «еретикам» — вольнолюбивой молодежи, будущим декабристам. Он встречался с ними у Николая Тургенева, и в других местах. Позднее он вспоминал:
«Беспокойный Никита» — Никита Михайлович Муравьев жил недалеко от Тургеневых, на другом берегу Фонтанки, в доме своей матери Екатерины Федоровны. Она приобрела этот трехэтажный дом в 1814 году, когда из Москвы переехала в Петербург.
В доме Екатерины Федоровны постоянно бывали многочисленные гости: родственники, свойственники, знакомые. Сюда частенько захаживали Жуковский, Александр Иванович Тургенев, переводчик «Иллиады» поэт Гнедич. Здесь подолгу живал Батюшков: он приходился Муравьевым сродни.
Здесь у Никиты Муравьева собирались его друзья. Сюда приходил и Пушкин.
С «беспокойным Никитой» Пушкин познакомился в лицейские годы. Среди гостей, наезжавших в Царскосельский Лицей в 1814 году, значится прапорщик Муравьев. А еще раньше до Царского Села докатилась весть о патриотическом поступке юного Муравьева.
В августе 1812 года, когда пал Смоленск и французы двигались к Москве, в одну подмосковную деревню зашел по-господски одетый юноша. Он попросил поесть. Его накормили — дали ломоть хлеба и кружку молока. Поев, он выложил на стол золотой и хотел было уйти, но его задержали. Необычайная щедрость показалась подозрительной. Уж не французский ли это шпион? При обыске у юноши нашли военные карты и список маршалов Наполеона. Тогда его связали и препроводили в Москву. И только там выяснилось, что «шпион» не кто иной, как сын покойного сенатора Муравьева — шестнадцатилетний Никита. Тайком от матери (она не отпускала его) он убежал из дому, чтобы вступить в действующую армию.
После этого случая мать отпустила Никиту. А рассказ о его поступке передавали из уст в уста.
Никита Муравьев сражался при Дрездене и Лейпциге, брал Гамбург, побывал в Париже.
Возвратившись на родину, с русскими войсками, он «с новым удовольствием увидел Петербург».
В Петербурге нашел друзей — таких же, как и он, молодых офицеров. Все они участвовали в недавней войне, все были очень молоды, но великие события и военные тяготы превратили их в зрелых, решительных людей.
Они побывали в Европе, многое повидали и теперь новыми глазами огляделись вокруг. Самодержавие, крепостническое рабство стали им еще нестерпимее. Они начали собираться. Большей частью у Муравьевых.
Бывая на их сходках, Пушкин не однажды слышал, что Россия стоит на краю пропасти и что в пропасть ее толкают царь и граф Аракчеев.
Аракчеев… Это имя повторяли повсюду. Повторяли с возмущением, ненавистью, подобострастием, трепетом.
Безвестного артиллерийского офицера Аракчеева возвысил еще Павел. Оценил его «достоинства». Да и как было не оценить, когда Аракчеев так усердствовал, что рвал провинившимся солдатам усы. Павел дал ему чин генерала, титул графа. Новоиспеченный граф выбрал себе девиз: «Без лести предан».
По отзывам современников, это был ограниченный, малограмотный человек, но с дикой энергией, упрямый и жестокий, который свои злодейства прикрывал беззаветной преданностью царю.
И Александр ценил его, считал необходимым человеком.