В сердце Антарктики

23 ноября поднялась небольшая снежная метель, но мы продолжали идти вперед, так как не могли больше терять времени. Около 3 часов метель улеглась, и с плоскогорья начал дуть не особенно сильный западный ветер. Вечером, после того как поставили палатку и поужинали, я отправился опять осмотреть берег, находившийся в полутора километрах. И здесь преобладающей горной породой был гнейсо-гранит с большими беловатыми прожилками гранитового аплита[119]. На небольших участках, покрытых песком и гравием, а также кое-где в трещинах гранита, рос ярко-зеленый мох. Поверх обрыва виднелся покров из голубого глетчерного льда. Вырубая ледорубами ступени я полез наверх, чтобы добыть пресного льда для кухонных надобностей. Уже почти достигнув верха обрыва, я нечаянно поскользнулся и покатился вниз. Впрочем, мне удалось остановиться, зацепившись задним концом ледоруба. Я только порезал руки и получил несколько ушибов, но серьезных повреждений не было. Весь лед здесь имел горьковатый вкус. Очевидно, в бурную погоду, когда море летом открыто, брызги с моря долетали до верха мыса и просолили лед морской солью. Наконец, мне удалось достать пресного льда в виде больших ледяных сосулек, свисавших с выступающего карнизом края глетчера. С этими сосульками и геологическими образцами я побрел назад в лагерь.

24 ноября с плоскогорья дул сильный пронизывающий западно-юго-западный ветер. Позже, около 2 часов утра ветер утих и к 9 часам температура поднялась до —6,7 °C. Мы все очень страдали от недосыпания и хотя поверхность снега была теперь лучше, чем раньше, все же страшно устали тащить сани. Наш трехспальный мешок, в котором каждый более или менее плотно прижат к двум другим сотоварищам, когда все храпят и толкают друг друга во сне, причем каждый, проснувшись, находит, что его сильнее толкали, чем он сам толкал, не может дать сколько-нибудь полного отдыха. Нам не раз приходилось горько раскаиваться в том, что взяли такой мешок, а не три обыкновенных. В этот день спали вечером немного дольше обычного.

Ранним утром 25 ноября мы проснулись отдохнувшими. Интересно было наблюдать перед завтраком напряженное выражение лица дежурного по питанию, сидевшего, уткнув нос, в наружную крышку алюминиевой кухни, чтобы уловить первое мгновение, когда пахнёт восхитительным ароматом, возвещающим, что чай во внутреннем котелке начал кипеть. Едва услышав запах чая, дежурный немедленно отвинчивал медный клапан для спуска воздуха и тушил примус, чтобы экономить керосин.

26 ноября, обернувшись назад и взглянув на скалистый мыс, где я собирал образцы гранита и мха, мы заметили, что он не часть континента, а небольшой остров. Этот день был одним из памятных дней нашего путешествия: мы достигли большого скалистого мыса, который в то время считали мысом Иризар. Впоследствии, однако, наблюдения показали, что к тому времени мы уже миновали мыс Иризар; по всей вероятности, этим мысом был только что упомянутый островок.

Продвигались мы довольно быстро, так как идти приходилось по хорошей поверхности, состоявшей из смерзшегося блинчатого льда, почти свободного от снега. Пока Маккей занимался охотой на тюленя, мы с Моусоном поднялись на скалистый мыс, карабкаясь сперва по скалам, затем по глетчерному льду, и оказались примерно на высоте 180 метров над уровнем моря. Порода, которой сложены были скалы, представляла собою гранит красивого красного цвета, пронизанный широкими жилами какой-то черной породы, по-видимому, щелочного характера – фонолитов[120] или тингуаитов.