В сердце Азии. Памир — Тибет — Восточный Туркестан. Путешествие в 1893–1897 годах

Но вернемся к обеду. Он был поистине лукулловским; блеск канделябров и шитых и осыпанных звездами мундиров, заставлял забывать об Азии; единственное, что могло напомнить о ней, было присутствие восточных гостей, одетых в пестрые, драгоценные халаты и тюрбаны. Когда подали шампанское, генерал-губернатор встал и прочел новогоднюю телеграмму от царя и провозгласил тост за Его Величество. Затем, стоя и повернувшись лицом к портрету государя, девяносто гостей выслушали русский национальный гимн. После того барон Вревский провозгласил тосты за туркестанское воинство и за эмира бухарского. Под конец был провозглашен тост и за самого правителя Сырдарьинской области.

Меня, однако, удерживали в Ташкенте так долго не веселые праздники и пиры, — я все время был занят приготовлениями к экспедиции. Я вел оживленную переписку, проверил в обсерватории свои инструменты и собрал много разных статей и сообщений о Памире. Все мои инструменты оказались в превосходнейшем состоянии, исключая ртутный барометр, который разбился в дороге и должен был подвергнуться генеральной починке у немца, механика обсерватории. Особенно же пострадали от тряски в тарантасе боевые припасы. Когда я открыл оба ящика, мне представилось грустное зрелище. Сотни две гильз с патронами с дробью были смяты в своих скомканных, точно бумага, жестянках. Мне казалось просто чудом, что ни один из острых углов жестянок не наткнулся на пистон и не произошло взрыва. Тогда мое путешествие обрело бы скорый конец и иную цель. Итак, боевые припасы надо было возобновить и уложить снова.

Кроме того, мне предстояла в Ташкенте масса закупок. Я запасся всевозможным провиантом: консервами, чаем, кексами, сыром, табаком и проч. — на долгое время. Затем накупил разных мелочей, как то: револьверов с патронами, часов, карманных зеркал, шарманок, компасов, биноклей, калейдоскопов, микроскопов, серебряных чарок, украшений и материй и проч., — для подарков киргизам, китайцам и монголам. Во Внутренней Азии материи почти ходячая монета; за несколько метров простой шерстяной материи можно приобрести лошадь или провиант на несколько дней для целого каравана.

По особому распоряжению генерал-губернатора я получил самые последние и лучшие карты Памира, хронометр (Вирена), берданку с патронами и 20 фунтов пороху.

Когда все было готово, я распростился со своими ташкентскими друзьями и оставил величественный город в 3 часа утра 25 ноября 1894 г.

В Коканд я прибыл 29 января. Во время моего посещения Коканда в кокандских медресе насчитывалось 5000 учащихся, живущих на счет медресе, и 300 своекоштных учеников. Имеется еще три еврейских школы с 60 учениками. Число жителей Коканда доходит теперь до 60 000, из которых 35 000 сартов, 2000 кашгарцев и таранчей, 575 евреев, 500 цыган, 400 дунган, 100 татар, 100 афганцев, 12 индусов, по обыкновению ростовщиков, и 2 китайца. К этому надо прибавить 350 русских и гарнизон в 1400 человек; остальные таджики.

Весной приезжает обыкновенно с десяток китайцев с коврами из Кашгара. В городе 11 600 домов и 9 фабрик для очистки хлопка. В последние годы процветание Коканда заметно увеличивается; особенно растет и расширяется Русский квартал. Кроме русской администрации, в поддержку ей существует и низшая туземная. Городской голова называется кур-баши; у него в подчинении четыре аксакала, из которых каждый управляет большим кварталом, — катта-махалля; аксакалам подчинены, в свою очередь, 96 эллик-башей, начальствующих над участками, или кичкинтай-махалля.

В Коканде я посетил несколько бань, разумеется, только ради любопытства, а не ради пользованья, так как они представляют, в сущности, не бани, а рассадники накожных болезней. Входишь в большую залу с покрытыми циновками скамьями и деревянными колоннами; это раздевальная. Из нее переходишь по лабиринту узких коридоров в темные наполненные парами сводчатые покои различной температуры. Посредине каждого находится широкая скамья, на которой моющегося растирает и моет голый банщик. В этих погребообразных кельях царствует таинственный полумрак, и в облаках пара только мелькают какие-то нагие фигуры с длинными черными или седыми бородами. Мусульмане часто проводят в бане полдня, курят, пьют там чай, а иногда и обедают.

Вместо того чтобы прямо отправиться по большому почтовому тракту в Маргелан, я выбрал окольный путь в 200 верст на Чует и Наманган. Около города Гурум-сарая переправились на пароме через Сырдарью и продолжали путь по ужасной дороге на городок Чует, единственное значение которого в производстве хлопка, риса и хлеба. Повсюду стоял уже санный путь, поэтому тащиться в тарантасе было очень тяжело.