В сердце моем

Одновременно с наступлением крупных предприятий на мелкие нарождались и новые этические правила, согласно которым отдельный коммерсант и предприниматель освобождался от всякой моральной ответственности перед своими клиентами.

Отныне он не знал угрызений совести, поскольку махинации, за счет которых он обогащался, можно было приписать какой-то абстрактной компании. Он не мог нести ответственность за жульничество, совершенное кем-то безликим.

Конкуренция испокон веков отличалась жестокостью, но до тридцатых годов какие-то обязательства перед покупателями все же сохранялись.

Теперь же покупателей начали постепенно приучать к мысли, что, платя как можно больше, они должны получать как можно меньше. Это вошло в систему.

Происходила быстрая переоценка ценностей. Всевозможные ухищрения в торговле, которые прежде казались невозможными и неминуемо вызвали бы гнев и возмущение, стали восприниматься как нечто само собой разумеющееся в мире, основанном на конкуренции.

Разложение, начавшееся наверху, распространилось постепенно и на мелких торговцев и ремесленников. Все, кто поклонялся золотому тельцу, увидели в бесчестных махинациях путь к богатству и власти.

Эта переоценка ценностей отразилась не только на тех, кто считал продажность неизбежным спутником коммерческой деятельности, но и на тех, кто с ней боролся. Представители этой второй группы - профсоюзы, сторонники социализма - окрепли благодаря тем самым силам, которые готовы были бы смести их с пути.

Распространившаяся повсеместно лихорадка охватила и рабочих "Модной обуви"; убедившись, что честность ничего им не дает, они стали работать недобросовестно - как говорится, "ловчить". Это был ответ на то, что их самих лишали чувства уверенности в завтрашнем дне, подвергали нещадной эксплуатации.

Все мы одной веревочкой связаны. Ну и пусть все катится к черту!

Как-то я шел через фабрику, отбирая модельные туфли для розничных магазинов фирмы, которые обычно объезжал раз в неделю для проверки отчетности. Вдруг я заметил, что один из мастеров, мистер Коррел, смазывает йодом подкладку дамских туфель, стоящих перед ним на скамеечке.

Делал он это порыжевшей ваткой, которую смачивал время от времени йодом из большой бутыли.

- Что это вы задумали? - спросил я.

- Отличное средство, - ответил Коррел. - Женщины эти туфли с руками отрывают, - едва только почуют запах йода.

Я взял в руки одну туфлю и заглянул внутрь, в верхней части стельки были проделаны три небольших прореза уголком - в них проглядывала подкладка из красной бумазеи.

Эта подкладка, однако, вовсе не лежала под всей стелькой. Брался небольшой лоскуток бумазеи и приклеивался как раз под дырочками. На белой кожаной стельке, в пятке золотыми буквами было напечатано: "Лечебные туфли доктора Бэддока. Монопольное право на продажу: Эндрью Бентли". Эндрью Бентли был одним из наших лучших клиентов.

- Но ведь эти туфли назывались, кажется, "туфлями доктора Мартина"? спросил я.

- Так они называются в наших собственных магазинах, - пояснил Коррел. А для обуви, заказанной Бентли, надо было придумать другое имя. Эти туфли самый ходкий товар.

- А кто придумал фокус с йодом?

- Фулшэм.

- Вы что, смазываете стельку в самом носке туфли?

- Да, там покупательница никак не увидит пятно. А именно благодаря больничному запаху туфли и раскупаются.

- Их покупают женщины, страдающие ревматизмом?

- Да еще как. Они вообще считают, что красная бумазея помогает при ревматизме. А тут еще вдобавок такой запах. Им начинает казаться, что эти туфли от любой болезни вылечат.

Мы расстались; я отправился по магазинам, где продавались "туфли доктора Мартина", одним своим названием вселявшие надежду в сердца тех, кто, морщась от боли в ногах, подходил к прилавку. Мне нужно было проверить выручку каждого магазина, выдать жалованье продавщицам, задать кое-какие вопросы заведующим...

В кармане у меня лежали листки бумаги, с цифрами комиссионного вознаграждения, начисленного мною некоторым продавщицам. Мистеру Фулшэму их заработок за прошлую неделю показался чрезмерно высоким.

Продавщицы умудрялись прирабатывать, продавая "браковки" - так они называли туфли с браком или сделанные из кожи низшего качества, которые обычно продавались с уценкой.

На коробки с такими туфлями приклеивался красный ярлычок, чтобы их сразу можно было отличить от хороших туфель. Если продавщице удавалось продать "браковку" за нормальную цену, она получала дополнительно шесть пенсов. Опытные продавщицы зарабатывали на туфлях с браком до десяти шиллингов в неделю. Приученные обманывать, они в совершенстве постигли науку "убеждать" покупательниц, и те раскупали недоброкачественную обувь, уверенные, что приобрели первоклассные туфли.

Заведующий магазином мистер Фурнесс на мой вопрос сообщил, что в полученной с фабрики партии обуви оказалось очень много "брака"; этим и объяснялся повышенный заработок продавщиц.