В сердце моем

Она выразила согласие, и уже через неделю две пустовавшие квартиры были сданы. Я почувствовал почву под ногами и, чистя по утрам ванну и уборную, уже не думал о бессмысленности этого занятия.

"Каждая ванна стоит три пенса" - вешая это объявление, я рассчитывал покрывать стоимость газа, который расходовался для согревания воды. Но ни один из моих жильцов не обращал на объявление ни малейшего внимания.

- А как насчет ванн? - спрашивал я каждого жильца, приносившего мне квартирную плату.

- Мы ни разу не пользовались ванной на прошлой неделе, мистер Маршалл, - неизменно отвечали они.

Выходило так, что люди, которые у меня жили, либо никогда не мылись, либо просто лгали. Иногда кто-нибудь из них выходил из ванной комнаты в халате, с мокрыми волосами и, как бы отводя от себя обвинение, мимоходом замечал, что вымыл голову холодной водой.

В довершение всего жильцы двух верхних квартир по утрам опорожняли горшки прямо в ванну, и это не было простым подозрением, я сам видел, как они входили в ванную комнату с полными посудинами, а возвращались к себе с пустыми.

Горшки выливались под шум льющейся из крана воды, я прекрасно слышал это, пока, пятясь вниз по лестнице, протирал влажной тряпкой ступеньки и ежился от отвращения.

Памятуя советы агента, я каждое утро тщательно чистил ванну, и каждый раз меня чуть не тошнило от запаха дезинфекционных средств и сознания, что приходится иметь дело с такими нечистоплотными людьми.

Миссис Скрабс могла быть довольна - поведение выбранных ею жильцов в течение нескольких месяцев немало обогащало ее жизнь: "скандальные происшествия" следовали одно за другим, а она с горящими глазами то и дело шмыгала ко мне, чтобы в подробностях рассказать об очередной ссоре или драке.

Одну из квартир миссис Скрабс сдала молодой женщине лет двадцати, которая пришла с мужем - здоровенным парнем, механиком каботажного судна; он подолгу не бывал дома - иногда по нескольку недель подряд.

Женщина эта - крепкая, упитанная, с полными губами, округлыми щеками и гладкой кожей - обычно вела себя тихо, хлопотала по хозяйству, мурлыча себе под нос модную песенку. Но временами ее охватывало беспокойство, тогда она слонялась по дому, выглядывала на улицу или стояла неподвижно у дверей моей комнаты, словно погруженная в транс, молчаливая и напряженная.

В такие дни лицо ее пылало, ее тянуло бродить ночью по улицам, противоречивые чувства словно толкали ее в коридор, когда оттуда доносились голоса мужчин, и одновременно предостерегали ее от их общества.

Однажды вечером кто-то постучался ко мне, я открыл дверь; на пороге стояла эта женщина в халате. По выражению ее лица видно было, что она на что-то решилась, и тут же испугалась своей решимости. В ее руках была расчетная книжка, из которой высовывались две ассигнации по фунту стерлингов.

- Я принесла вам плату за квартиру, - сказала она.

Я пошел к столу за ручкой, чтобы подписать квитанцию, она вошла вслед за мной в комнату, и, повернувшись, я оказался лицом к лицу с ней - халат ее был распахнут.

Она молча протянула мне книжку, я положил ее на стол и стал расписываться. Женщина резко запахнула халат и сердито смотрела на меня, очевидно стараясь спасти остатки гордости. Затем она выхватила из моих рук книжку с подписанной квитанцией и торопливо выбежала из комнаты.

Третью квартиру в арендованном мною доме занимала молчаливая толстая особа лет сорока, которая предпочитала оставаться невидимкой. Я редко видел ее, по часто встречался с ее мужьями.

Когда она вела переговоры с миссис Скрабс насчет квартиры, рядом с ней стоял коренастый мужчина, по виду рабочий, с чемоданом в руке. Он не сказал ни слова, пока они разговаривали, и миссис Скрабс естественно решила, что они муж и жена.

Но недели через две коренастый исчез, и появился другой муж. Это был пожилой жокей; однажды в субботу, уходя из дома, он назвал мне двух лошадей, которые должны победить на скачках в Флемингтоне. Больше я его не видел.

Еще через две недели на горизонте появился третий муж. Это был весьма медлительный, грузный мужчина, склонный смотреть на вещи философски. Комбинезон его всегда был испачкан глиной, у него были толстые короткие руки с неуклюжими пальцами, и он курил трубку. Он поселился у пас, и я решил, что он и есть настоящий муж - он мне нравился.

- Приходится принимать жизнь такой, как она есть, - сказал он мне однажды. - Каждый человек сам за себя.

ГЛАВА 16

В один прекрасный вечер работяга муж не вернулся домой. Молчаливая женщина выждала два дня и поздней ночью скрылась с чемоданом и свертком в коричневой бумаге - в свертке, как потом выяснилось, было одно из моих стеганых пуховых одеял. В чемодане же, который она унесла, лежало несколько моих ножей, вилок и пастушка с отбитой рукой.

Я обнаружил эту пропажу, сверив подписанный ею инвентарный список с оставшимися вещами. Сидя в опустевшей комнате со списком в руках, я задумался о нечестном поведении этой женщины.