В сердце моем

- Ходил в пивную, трепался там до одури; рассказывал здешним, что копаю картошку. Ну и хвастал, конечно: "Вот подождите, откроется ярмарка, я не я буду, если не уложу кого-нибудь из этих приезжих парней".

- Ты всегда говоришь, что копаешь картошку?

- Нет, иногда хозяин заставляет меня водить на веревке быка. Берет на время у какого-нибудь фермера - а люди думают, что я веду быка на ярмарку. Когда я прохожу мимо нашего балагана, хозяин начинает кричать: "Где тот здоровенный скотовод, о котором все говорят? Где тот верзила, который всюду похваляется, будто его нельзя сбить с ног? Может, он сейчас здесь?" - "Это я! - кричу. - Давайте мне любого из ваших шалопаев, я ему покажу".

Хозяин делает вид, что рассвирепел.

"Привяжи где-нибудь своего быка и иди сюда!" - орет он.

Толпа ужасно любит такие фортели.

- Неужели тебе нравится такая жизнь? - спросил я. - И что ждет тебя впереди?

- А ничего, - пожал плечами Рэд Маллиген. - Что может меня ждать? Кончаешь тем, что спиваешься или превращаешься в идиота. Если посчастливится, устроишься дворником при пивной. Некоторым удается поступить на фабрику или еще куда-нибудь, но это только если глаза еще видят и уши слышат и не ходишь, спотыкаясь, как будто под тобой земля качается.

Он замолчал и запустил широко растопыренные пальцы в волосы.

- Не знаю, - сказал он; потом, приняв вдруг какое-то решение, добавил другим тоном: - Сейчас я тебе кое-что покажу.

Он вытащил из кармана сложенный в несколько раз лист бумаги, развернул его и протянул мне:

- Вот мой контракт. Прочти.

Это было соглашение, изобилующее юридическими терминами - Рэд Маллиген, "нижеименуемый, работающий по найму", обязывался на протяжении девяти месяцев служить боксером у Вильяма Хадсона "и ломимо того выполнять другие работы, связанные с установкой, разборкой и упаковкой оборудования, палаток, багажа и присмотром за таковыми, а также нести любые другие обязанности по усмотрению хозяина".

За эту работу Рэду полагалось вознаграждение в раз-" мере двух фунтов в неделю и пропитание.

"Он должен будет отдавать все свое внимание и время своим обязанностям - гласило соглашение - и честно и преданно служить хозяину".

Далее следовала оговорка, что контракт расторгается в случае болезни Рэда; что контракт может быть расторгнут и по другим причинам, и что Рэд "не должен разглашать или обсуждать с кем-либо содержание контракта". В заключительном абзаце Рэд ставился в известность, что хозяин имеет право уволить его за проступок или пьянство, ничего при этом не заплатив.

- А кому дается право решать, что такое проступок? - спросил я Рэда.

- Хозяину. Мы до конца сезона не получаем ни гроша. Предполагается, что хозяин произведет расчет после окончания сезона, но на последней неделе он выбирает день и ставит нам выпивку, мы, конечно, на нее набрасываемся - что поделаешь, уж такие мы уродились! А после выпивки объявляет представление. Мы не являемся - потому что все вдребезину пьяные. Это - уже проступок. И всех нас по шапке - да еще без гроша!

Маллиген налил себе еще кружку чая и стал ложку за ложкой накладывать сахар.

- Интересно, что дает человеку сахар? - спросил он.

- Говорят, сахар дает энергию.

- Черт возьми, как раз то, что мне нужно.

- Сколько раз за сезон тебе приходится выходить на ринг?

- Сейчас соображу. - Он прищурил глаза, устремил их в небо и, беззвучно двигая губами, начал считать. - Около ста пятидесяти раз. Вот, смотри сам: два представления в неделю, девять месяцев, два выхода на ринг в каждом представлении, четыре выхода в неделю, тридцать девять недель. Всего сто пятьдесят шесть выходов, верно? - Он замолчал. - Да, правильно - сто пятьдесят шесть. На деле получается еще больше.

- И если бы еще только бокс, - продолжал Рэд. - За сезон мы покрываем расстояние больше двадцати тысяч миль. Выезжаем из города часто в восемь вечера, едем всю ночь, чтобы поспеть к утру в другой город, где в тот же день выступаем. Чтобы поставить балаган, надо два часа. Это, доложу я тебе, работенка!

- Интересно, сколько ударов падает на твою голову в течение сезона, сказал я, все еще думая о цифрах его печальной статистики.

Рэд улыбнулся:

- Да с тысячу, я думаю. - Он потер пальцами щеку. - И все они дают себя знать...

На следующий день я стоял среди нескольких любопытных перед боксерским балаганом и наблюдал, как

Вильям Хадсон готовится зазывать зрителей на свое представление. Был он невысокий, толстый, с растрескавшимися губами и ярким цветом лица. На нем был костюм в клетку, красный галстук бабочкой и серая фетровая шляпа, сдвинутая на затылок.

Чувствовалась в нем уверенность человека, который привык, чтобы его слушались, который нажил много денег и собирается нажить еще больше.

- Сюда, Джонни! - отрывисто скомандовал Хадсон чемпиону, пальцем указывая на место рядом с большим барабаном в конце помоста.

Джонни, засунув руки в карманы синего халата, накинутого поверх трусов, прошел вдоль помоста к барабану.