В сердце роза

- Так ты не спишь? - разом пробудился Эртхиа. - Отчего?

- Ночь так холодна, - сообщила девушка, приподнимаясь на локте. - Ты продрог, должно быть. И скучно сидеть ночь напролет. Все спят. Иди ко мне.

Эртхиа посмотрел на нее. То, что было в ней, снова коснулось Эртхиа, обволакивая, проникая в нутро, подчиняя. Благоухание снова поплыло в воздухе, но стало ярче, горячее, острее. Эртхиа сглотнул, чувствуя, как напрягается плоть.

- Как я могу обидеть гостью? - сквозь ком в горле выдавил он. - Ты здесь одна, без защитника, ты мне все равно что сестра.

- Да какая же обида, если я сама зову? - усмехнулась красавица. - Ты мне понравился, вот я и пришла. Испытала твоих спутников. Они тебе верны. Вот только, если бы я братца с собой привела, уж не знаю, как бы обернулось... Ну да нечего о том думать!

Красавица скинула халат и села, уткнувшись подбородком в колени. Искоса, лукаво поглядела на Эртхиа.

- Нечего о том говорить, - повторила. - О тебе поговорим. И тебя я испытала. Хоть легко тебя приманить, но и привычка к благородству в тебе сильна. Хороший ты. Нравишься мне. Иди ко мне, без опаски иди, беды не причиню.

- Отчего же мне опасаться тебя, женщина? - изнемогая, прошептал Эртхиа. - Ты меня опасайся. Не касайся меня, убери руку.

- Опасаться? Мне? - звонко рассмеялась красавица. - Тебя?

Придвинулась, обвила руками, лицом прижалась к лицу.

- Тише, разбудишь всех, - простонал уже Эртхиа, отлепляя ее руки от себя.

- Не проснутся, - пропела она ему в самые губы. Едва-едва коснулась их и отдалилась, посмотрела строго в глаза:

- Зачем пугаешь? Чего мне от тебя опасаться?

- Я - смерть, - прошептал Эртхиа. - Я убиваю. Все женщины мои умирают. Как мне жить? Что теперь делать? Куда я иду, зачем? Ооо...

И тогда она, вдруг вся как-то изменившись, перевернувшись, обняла его совсем по-другому, обняла и стала гладить по голове, по спине, утешая. И утешала так, пока он не утешился, пока не подхватил ее на руки и не унес в темноту, дальше от стоянки, и там были они одни в темноте, а рассвет все не наступал.

Утром друзья кинулись искать его. Нашли на вершине холма неподалеку, и он спал, и не могли его разбудить. Проснулся, когда солнце вскарабкалось на самую середину неба. Долго зевал и мотал головой, озирался в недоумении, но ни словом не обмолвился о ночной гостье - и друзья молчали. Когда же стали собираться в путь, У Тхэ поднял свой халат и, выколачивая рыжие шерстинки, проворчал досадливо:

- Так и знал.

- Что же не предупредил сразу? - без упрека спросил Дэнеш.

- Так ведь и ты разве не понял - какие спутники, какой караван? И одета не по дорожному, и путь караванный далеко в стороне. Все понимали. Так, с краешку. А додумать не дала. Лисьи чары. Ничего не поделаешь. Только бы беды не вышло, - понизил он голос, косясь на Эртхиа. - Такой уморить мужчину ничего не стоит.

Эртхиа зевнул, встряхнул головой.

- Она хорошая. Сказала, куда идти. Не придет больше, - вздохнул с сожалением.

Дэнеш переглянулся с Тахином и развел руками.

О прибывшем издалека

Долгий путь подобен тяжкой болезни и неблагоприятен красоте.

Плетеный короб, - все, что осталось от парадного экипажа, в котором Сю-юн покидал Унбон, - водрузили на носилки. Занавеси в нем, истрепавшиеся во время пути, были заменены, повешены новые плетеные шторы, подновлена позолота на стенках, - все это было сделано за то время, пока Сю-юн поправлялся и отдыхал в уютной келейке самого дорогого из столичных ханов.

Тарс Нурачи принял все меры к тому, чтобы о прибытии его каравана говорил весь базар. Когда же его торопили открыть тюки и вынести товар на продажу, он отговаривался тем, что привез диковинные подарки для царя из дальних стран, в которых до него никто не бывал, и не может начать торговлю, пока не поднесет их повелителю. К концу первой дюжины дней ему предлагали огромные деньги за еще нераскрытые тюки - не глядя, и купцы спорили между собой, кто даст большую цену и получит товар. Нурачи всем кивал, поглаживал бороду и ничего не обещал.

Когда Сю-юн, готовясь предстать перед царем, вынул из ларцов и плетеных укладок наряды, и слуги купца развесили их проветриться на перилах галереи и расселись поблизости, охраняя, когда из келейки потянуло незнакомыми ароматами, которыми Сю-юн загодя окуривал одежды, выбранные для первого появления во дворце, - множество любопытных набились во двор хана поглазеть на шелка, играющие цветами невиданной, вдохнуть будоражащие ароматы, каких здесь не нюхивали.

Тарс был доволен. Доволен был и хозяин хана, потому что неудобно было заглядывать во двор просто так, без дела, вот и садились под навесом за скатерти, заказывали если не бараний бок, то хоть миску фула, хоть чашечку мурра, или уж на худой конец брали за мелкую монетку чистой холодной воды в запотевшей чашке, а кому неудобно обойтись так дешево - фруктового льда.