В сердце Сумрачного царства

– Из того, что я знаю: семейство Луческу пыталось скрыться, но были пойманы все. Двое из семейства убиты при задержании. Поначалу женщины отнекивались, пытаясь доказать, что ничего не знали о подпольной пыточной и питомнике, но по мере допроса сознались. Дорин в паре с Алукардом и не на такое способны, – жестко усмехнулась Стефэния, а мне стало не по себе. – Это было их семейное предприятие. Можно сказать тайное закрытое общество, куда допускались только самые приближенные, кто был готов платить за возможность порезвиться с людьми, – добавила она, отчего я вздрогнула, что не осталось незамеченным вампиршей. Она еле заметно поморщилась, а ее глаза коротко вспыхнули красным, но после продолжила: – С вашим неожиданным появлением всех гостей пытались предупредить и вывести через запасной выход. Некоторые скрылись, но большинство либо убиты, либо пойманы и ждут своей очереди на допрос. Они пытались замести следы, пустив людей в расход, но не успели избавится от всех. Люди дают показания в данный момент. Сопротивление, по словам Дорина, было сильным, но он и его подчиненные все же справились.

– Что с людьми? – спросила я напряженно.

– Пока переведены в место временного содержания при дворце. Они под охраной и получают всю помощь, какую мы способны оказать.

– Спасибо, – тихо произнесла я и опустила взгляд.

– Тебе спасибо, – услышала я и удивленно подняла лицо. – Это благодаря тебе был обнаружен тайный питомник. Заговорщики выявлены и понесут наказание, – спокойным голосом говорила Стефэния. – Для Алукарда и Дорина это очень важно.

– А для вас? – не смогла я сдержать вопроса.

– Для меня, наверное, тоже, – безразлично пожала она плечами. Посмотрела на меня и усмехнулась. – Не веришь? Что же, винить тебя сложно, – вздохнула она и вновь пригубила кровь из бокала. – Ты ведь наверняка знаешь, что я никогда не радела за процветание человеческой расы.

– Но вы и не препятствовали, – осторожно заметила я.

– Верно. Потому что того от меня требовал договор, заключенный с Алукардом. Это было одно из условий нашего брачного соглашения. Я не препятствую его политике и поддерживаю, отстаивая его интересы перед своим кланом.

– Если вы на это согласились, значит, вас это не оскорбляло, – попыталась я рассуждать.

– Если быть откровенной, я никогда не была с этим согласна, – посмотрела она на меня в упор, отчего по моей коже прошлись мурашки. – Я с самого рождения воспитывалась со знанием, что люди – это еда. Скотина в своем роде. Много участия вы – люди – проявляете к свиньям, или прочей скотине, которой кормитесь? Да, животные порой милые, забавные, с ними весело играть, но в конечном итоге вы понимаете, что они предназначены именно для вашего пропитания. Точно так и люди для вампиров, разве что с вами поговорить можно. Долгие четыреста с лишним лет я жила с этим знанием, не подвергая его сомнению.  Меня все устраивало. Но тут заявляется мой братик, с неожиданно голубыми глазами, как у проклятых эльфов, и предлагает сделку, условием которой становится отход от традиций моего клана. По сути своей он предложил мне совершить настоящее кощунство.

– Но вы пошли на это, –­ напряженно произнесла я, нервничая и не понимая странного поведения вампирши.

– Не потому, что согласна с политикой  Алукарда, – покачала она головой.

– А почему?

– Это было лучше, чем останься я под опекой отца, – глухо ответила Стефа, горько усмехнулась и отвернулась. – Я замужем за Алукардом уже восемь лет. Я следовала его правилам, на которые согласилась. Даже продолжаю переучиваться питаться, как того хочет муж, отчего меня воротит со страшной силой. Я всегда считала потуги Ала глупыми и потешалась над его убеждениями. Он пытался убедить меня в том, что люди – нечто большее, чем просто еда. Что они сильные противники и достойны того, чтобы с ними считаться. Я же за эти годы имела возможность наблюдать за человеческими послами и разочаровывалась только сильнее: никчемные, трусливые, корыстные, готовые продать все, что дорого, и даже свое собственное дерьмо жрать, лишь бы иметь шанс сохранить свою никчемную жизнь. Какое уважение у меня должно было возникнуть, имея перед глазами такие примеры? С рабами было проще. Рабы, по крайней мере, не вызывали брезгливости. Они знали, для чего живут и кому служат, и если приходило время умирать, они делали это с честью. Другое дело человеческие аристократы с гипертрофированным чувством собственной значимости, словно их жизнь может что-то стоить в мировом масштабе. Уверена, они умирали с мыслью, что мир рухнет без них. Но ошибались. Их место занимали другие, точные копии их самих, с тем же набором моральных качеств. Мне было смешно наблюдать, за тщетными попытками Алукарда сохранять спокойствие и видимость вежливости с такими ничтожествами, но я следовала пунктам договора в благодарность за то, что он дал мне шанс вырваться.

– Зачем вы говорите это мне? – нервно уточнила я.