В середине века

Панферов удовлетворенно кивнул. Напряжение спало, наступила разрядка. В кабинет внесли два стакана чая. Один поставили Панферову, другой мне. Панферов бросил в стакан сахар и поднял над ним ложку, готовясь продолжать свои требования. После короткой расслабленности я снова почувствовал напряжение. Панферов торжественно продолжал, держа ложку на весу, — его темнокожее, выразительно очерченное лицо даже как-то посветлело:

— Теперь дальше. На заводах, кроме партийной организации, имеются еще и профсоюзы. А ведь огромная роль профсоюзной организации вами совершенно не…

— А вот это, Федор Иванович, хуйня! — прервал я его.

Сам не знаю, как у меня вырвалось это словцо, — я не любитель матерщины. Нужно очень разозлить меня, чтобы заставить ругаться. Еще никогда в интеллигентном окружении я не позволял себе распуститься. И, вероятно, больше всех поразился и испугался мата, вырвавшегося из меня, я сам.

Эффект был ошеломителен. Панферов выпучил глаза и выронил ложку — она громко звякнула в стакане. В комнате разыгралась точно такая же немая сцена, какая описана в гоголевском «Ревизоре». Все замерли, у всех окаменели лица. Я с ужасом ждал, что скажет Панферов. Он вдруг отчетливо выговорил среди мертвого молчания:

— Ну, вам видней!

И тогда раздался хохот, какого я еще никогда не слышал. Хохотали все — кроме меня, разумеется. Винниченко откинулся на стул и исторгался басом, тонко звенели Бабаевский и Мальцев, грохотал Первенцев. Даже Панферов, отошедший от ошеломления, заулыбался.

— Что будем делать с этим хулиганом? — сказал он, когда установилось какое-то нетвердое молчание. — Того и гляди что-нибудь еще отчебучит! Предлагаю рукопись одобрить, а все дополнительные поправки пусть сделают вместе с автором Винниченко и Дроздов.

На этом заседание редколлегии закончилось. На следующий день Румянцева выписала смертно нужный мне аванс.

Роман «Река прокладывает русло» появился в 4-м—6-м номерах «Октября» за I960 год. Панферов напечатал его с почетом: в номере четвертом закончился роман Шолохова «Поднятая целина» и начался мой. Панферов подчеркнул, что соседство это — великого писателя с начинающим литератором — свидетельствует о хорошем отношении ко мне. Я вспомнил, как Симонов в «Новом мире» говорил, что Шолохов вечно без денег, и спросил, взял ли он в «Октябре» гонорар за «Поднятую целину» (дело в том, что этот роман одновременно печатался в «Неве»).

— Не взял, — сказал Панферов. — Мы согласны были ему платить, но Михаил Александрович написал нам, что берет гонорар в «Неве», а у нас отказывается. Так что печатали его для почета, а не для денег.

28. Х — 16.XI.1986

Калининград

Зелик Штейман

С Зеликом Яковлевичем я познакомился в 1940 году в Норильске. И не случайно, а запрограммированно: захотелось увидеть человека, о котором я слышал еще на воле — как об известном литературном критике. Узнав, что он назначен в контору Металлургстроя диспетчером, я пошел туда — наша бригада инженеров-заключенных группами или индивидуально часто посещала промплощадку для выполнения всяческих техзаданий заводского и лагерного начальства.

Норильский лагерь в те годы не был обделен известными литераторами, попавшими за «типовой забор для севера», как называли тогда в строительных чертежах и проектной документации двойные и одинарные изгороди из колючей проволоки. Общение между лаготделениями было затруднено, но с некоторыми писателями я был знаком, даже дружил. Назову Ивана Сергеевича Макарьева, критика, до ареста — третьего (после Владимира Ставского и Александра Фадеева) секретаря Союза писателей СССР; Михаила Федоровича Доронина, поэта и прозаика, ныне волгоградца; совсем тогда юного Давида Никитича Кугультинова; журналиста и писателя Алексея Николаевича Гарри, в молодости — ординарца Котовского; искусствоведа Евгения Сигизмундовича Рейхмана, написавшего книгу о влиянии итальянского Возрождения на роспись дворцов Версаля, а в лагере — отличного инженера по стальным конструкциям. К этому ряду надо причислить и Льва Николаевича Гумилева, тогда молодого поэта и переводчика, а ныне крупного историка и философа, создателя оригинальной теории исторического процесса.