В сетях любви

«Да, знаю. И именно поэтому я не могу привезти ее в пустой дом и оставить там». Он перевернул руки ладонями вверх — жест тихого смирения.

— Вы слышали это, ваша светлость? В мое жилище. Одна маленькая остановочка на вашем пути домой. — Он повернулся к своему окну. Одному Богу известно, что будет, когда они доберутся до его комнат и она поймет, что не получит от него желаемого. Без сомнения, предстоит долгая ночь.

Пока привратник выгружал сундуки, Каткарт отвел Уилла в сторону.

— Ты уверен, что это хорошая идея? — спросил он, бросая многозначительный взгляд на стоявшую неподалеку Лидию, которая разглядывала фасад «Льюис-билдинг».

— Я абсолютно уверен, что она плохая. — Его так и подмывало расхохотаться: это была реакция на все события дня. — Только я не знаю, что делать. Я бы сошел с ума от беспокойства, если бы оставил ее в таком состоянии на Кларендон-сквер.

Он не заговорил бы об этом, если бы лучше владел своими эмоциями. Доводящее до сумасшествия беспокойство предполагало более глубокое чувство к мисс Слотер, чем то, что он демонстрировал, и вздернутая бровь виконта показала, что этот нюанс не ускользнул от его внимания.

Ну и ладно. Он слишком устал, чтобы лицемерить с другом, в частности с тем, который за этот день не раз доказал свою надежность.

— Напиши мне, когда уладишь все вопросы с Роаноком. — Он протянул руку. Виконт пожал ее и уехал.

Три-четыре минуты спустя Уилл дал шиллинг привратнику в благодарность за помощь с сундуками, лампами и камином.

Он закрыл за ним дверь и привалился к косяку, наслаждаясь тишиной. Лидия стояла спиной к нему в центре… ну, можно сказать, гостиной. Общей комнаты. В общем, не спальни. Он представлял, как ее взгляд скользит по одноцветным занавескам, по голым, не оклеенным обоями стенам, по лишенной какого-либо изящества горке, по единственному мягкому креслу.

Он никогда не стеснялся своего жилья. «Льюис-билдинг» был более спартанским по сравнению с Олбани или другими первоклассными обиталищами для холостяков, однако его ни в коем случае нельзя назвать убогим. Но комнат-то всего две. Нет буфетной, нет комнаты для прислуги. Если она тешит себя надеждой, что он приютит ее, эти иллюзии надо сбить, как облупившуюся штукатурку.

— Никакой роскоши. — Он подошел к столу и принялся собирать разбросанные бумаги и письма. Где-то в горке есть скатерть. А есть ли?

— Все так, как я представляла. — Теперь он увидел ее лицо — заинтересованное, внимательное. — Скромно и надежно.

Именно так. Значит, она четко представляла, в каких условиях он живет. В ее глазах не промелькнуло даже намека на разочарование. Он убрал бумаги и чернильницу в горку и вернулся за песочницей.

— Ты голодна? За углом есть пивная, там готовят изумительные пироги с голубятиной и грибами. Я мог бы сходить за ними и купить эля.

— Я не голодна. — Она буквально излучала энтузиазм. — Там, как я понимаю, твоя спальня?

Проклятие. А он-то надеялся оттянуть этот неприятный момент.

— Да, Лидия. — Отступать некуда. Он отставил песочницу и поднял голову. — Я не лягу спать с тобой сегодня.

— Нет, ляжешь. — Ни малейшего признака сомнения на лице, ни намека на возмущение его отказом.

— Не лягу. День был долгим и тяжелым, а ты не в том состоянии, чтобы…

— Насколько я помню, я и вчера была в неподходящем состоянии. — Она пожала плечами и принялась стягивать правую перчатку. — Может, тебе выпить? Кларет быстро избавит тебя от сомнений.

Вспышка негодования, быстрое, как мелькание ножа, чувство вины, но в следующее мгновение он вернулся к своему решению.

— Нет. — Он сложил руки на груди и привалился к стене. — Если хочешь, я простою здесь всю ночь и буду выслушивать твои упреки. Я стерплю твои колкости, если от этого тебе станет лучше. Но здесь. Стоя. Одетый. Я не буду спать с тобой.

— Тогда ты зря не отвез меня домой. — Она утратила свою решимость. Он разрушил ее план действий, и теперь она не представляла, как ей быть дальше. Она полностью стянула правую перчатку, опустила руки и замерла.

Вот теперь на нее накатило, догадался он. Страх перед тем, что ей придется стрелять. Шок и унижение от пощечины, которую ей нанес человек, содержавший ее. Предстоящие проблемы: где и на что ей жить. Наверное, к этому прибавилась тоска по умершим близким.

Он оттолкнулся от стены и подошел к ней.

— Думаю, тебе пора надеть ночную сорочку и лечь спать. — Он забрал у нее перчатку, сунул ее в карман и принялся снимать другую. — Сегодня уже ничего сделать нельзя. Завтра, когда ты отдохнешь, ты почувствуешь себя лучше, и мы решим, как быть дальше.

Она вдруг судорожно вцепилась ему в руку.

— Завтра мне лучше не будет. Мне больше никогда не будет лучше. — Она произнесла это тихо, почти шепотом, ее взгляд был устремлен куда-то за его плечо.

Он подождал, не скажет ли она еще что-то, но она промолчала. Он осторожно разжал ее пальцы и снял перчатку.