В сетях шпионажа, или «Час крокодила»

Это было четверть века тому назад. Я служил тогда в ГДР и занимался помимо прочего подбором агентуры из числа немцев, способных выполнять наши задания на Западе, работая с нелегальных позиций, то есть под чужим именем и с поддельными документами в кармане. Подобная категория агентуры готовится долго и тщательно. На задание уходят только специалисты высочайшей квалификации, просеянные, если можно так выразиться, через десяток сит. Оно и понятно. Тут как раз могут потребоваться многие из тех талантов, какими обладают незабвенные герои всех кинобоевиков о разведчиках.

В один из октябрьских дней 1967 года я прощался с агентом Клаусом, который через пару часов должен был уходить на дело. В подготовке Клауса участвовало около десятка наших сотрудников. Но я был ему вроде крестного отца. Я его нашел, приобщил к разведке, обучил азам оперативного искусства. Мне пришлось крепко повоевать за него в руководящих кабинетах, поскольку в биографии Клауса была одна закавыка, из-за которой его чуть не сняли с подготовки. Дело в том, что отец агента состоял в НСДАП, служил в Ваффен-СС и геройски погиб в самом начале войны с нами. Клаус отца не помнил. Он был воспитан матерью — дочерью активного антифашиста, умершего в кацете. Казалось бы, отец тут ни при чем, однако анкета есть анкета, тем более что сам Клаус правду об отце знал и страдал от этого неким подобием комплекса неполноценности. Он был хорошим, исключительно порядочным парнем и из кожи вон лез, чтобы доказать нам полную свою непричастность к заблуждениям родителя.

Однажды мы ехали с ним вдвоем на моем «фольксвагене» из Лейпцига в Берлин. В Лейпциге у нас были кое-какие дела на ярмарке. Погода стояла чудесная, и Клаус предложил остановиться, чтобы немного погулять на природе. Я свернул с автобана на парковку, взял из машины папку с документами и пошел за Клаусом в лес. Это был чистый, сухой, хорошо прибранный сосновый лес. Деревья прямыми свечами уходили в ясное небо. На каждом стволе висел горшочек, куда по специальному желобку стекала целебная смола. Все было по-немецки аккуратно и скучновато-красиво. На одной из сосен стучал дятел.

— Дай пистолет, я собью его, — сказал вдруг Клаус.

От неожиданности я даже споткнулся и остановился. Он тоже остановился, повернувшись ко мне вполоборота. Просьба Клауса была нахальной и противозаконной. Он отслужил положенный срок в армии и прекрасно знал, что личное оружие запрещено передавать посторонним лицам. Однако здесь был особый случай. Я внимательно посмотрел на него. Передо мной стоял рыжеватый, ладно скроенный молодой немец и, прищурившись, насмешливо разглядывал меня стального оттенка глазами. Мне подумалось, что, вероятно, точно так же выглядел его отец в том проклятом июне.

— Ты все равно не попадешь в дятла, — заявил я. — Он сидит слишком высоко.

— Не то говоришь, — сказал он. — Ты ведь о моем отце сейчас вспомнил.

— Да, — признался я.

Клаус повернулся и быстро пошел вперед.

— Постой! — окликнул я его. — Остановись и подойди ко мне.

Он повиновался. Я расстегнул пиджак, достал пистолет из кобуры, висевшей на поясе, спустил предохранитель и, передернув затвор, протянул ему оружие. Он выстрелил в дятла, почти не целясь, и тут же вернул мне пистолет. Дятел даже взлетать не стал. Он только прекратил свой стук и затаился, удивляясь, очевидно, нашей дурости.

— А теперь бежим! — крикнул я. — Не то кто-нибудь запишет номер нашей машины и донесет об охоте с применением боевого оружия.

Мы бросились к автобану.

Надо сказать, что после этого между мной и Клаусом установились отношения глубочайшего взаимного доверия. Начальству о вышеописанном эпизоде я, разумеется, не стал докладывать.

Все это случилось довольно давно, а вот теперь Клаус уходил на дело. Бутылка сухого вина выпита, бутерброды съедены, все слова, которые принято говорить в таких случаях, сказаны. Мы поднялись из-за стола. Я порылся в карманах, достал ключи от машины, снял с кольца брелок — тяжелого оловянного медвежонка, гербового зверя старой прусской столицы, купленного в Западном Берлине, — и протянул сувенир Клаусу.

— На, возьми на память. Там у тебя будет шикарный автомобиль. Пригодится.

Клаус тоже полез в карман и отдал мне свой перочинный нож.

— Его все равно нельзя брать с собой. Он сработан в ГДР.

Мы обнялись и крепко пожали друг другу руки. Клаус ушел…

Вернулся он через восемь лет, выполнив задание и ухитрившись не оказаться за решеткой. Кто-то из наших сотрудников рассказал ему, что я снова пребываю в Берлине, и Клаус пожелал увидеться со мной. Я поехал к нему в отель, где он временно проживал, отдыхая и приводя в порядок потрепанные нервы.

Вопреки моим ожиданиям, Клаус встретил меня весьма прохладно. Он был хмур и расстроен. Когда я осведомился, в чем дело, Клаус ответил:

— Смотрел сегодня фильм про Штирлица. Помнишь, как ваш разведчик укокошил своего верного агента, моего тезку? Когда-нибудь и вы меня так же… За неимением надобности.

— Не дури! — сказал я. — Выкладывай, что у тебя на душе. Разберемся вместе.

— Сердце у меня болит. Это от вашей чертовской работы. Скоро сдохну.