В сетях шпионажа, или «Час крокодила»

Ночное десантирование непростое дело. Во время приземления один повис на дереве метрах в пятнадцати от земли. Замерзая, он долго орал и просил, чтобы его сняли, но, в конце концов, умолк и перестал раздражать остальных. Те довольно быстро нашли сброшенные вместе с ними ящики с орудием и взрывчаткой, а вот контейнера с продовольствием никак не могли обнаружить. Истоптав в безуспешных поисках десяток квадратных верст дремучего леса, умаялись и развели костер. Дико хотелось есть. Серый первым подал мысль насытиться мясом подвешенного. Автоматными очередями они перешибли стропы и, когда покойник свалился к их ногам, проворно раздели и расчленили труп. Жаркое, приготовленное на самодельном вертеле, оказалось неожиданно вкусным. Горячая пища вернула им самообладание. Быстро построили землянку и начали судить да рядить, как быть дальше. То, что их выбросили не туда, куда планировалось, сомнений вызвать не могло. Чащоба, в которую они попали, лежала где-то за пределами имевшейся у них карты. Разногласия между диверсантами носили чисто тактический характер: одни предлагали немедленно пробираться лесами на запад к своим, то есть к немцам, другие — ждать оттепели, а дождавшись ее, опять-таки идти к линии фронта. О явке с повинной речи не было, поскольку всех, прежде чем послать на задание, повязали кровью. В итоге решили отсиживаться в землянке до весны. Питаться предполагали дичью. Ее, однако, не оказалось в звеневшем и потрескивавшем от сорокаградусного мороза бору. Пришлось есть человечину. К закланию приговаривали слабейших. Последние двое долго боролись во тьме вонючей норы, рыча и полосуя друг друга ножами. Победил Серый.

Обнаружили его только в апреле, совершенно озверевшего и почти разучившегося говорить. Для вышки не хватило уликовых материалов. Отмотав чудовищный срок на лесоповале, он вернулся в родной курортный городок, где четверть века торговал чебуреками на привокзальном перроне. Все любили и привечали чистенького услужливого старичка с его отменного качества продукцией. Он стал как бы визитной карточкой города.

И все-таки года брали свое. Серый уже начал было подумывать о вечном, но тут задули ветры перестройки, вдохнувшие в него новые, молодые силы. Он выпрямился, голос его окреп, в глазах появился живой блеск, в характере пробудились дремавшие доселе нахрапистость с настырностью. Он засуетился, забегал. Ему, фронтовику, жертве сталинизма, испытавшей ужасы ГУЛАГа, без очереди выдавали лицензии, предоставляли крупные ссуды. Сегодня он владеет всеми кафе, ресторанами и ночными барами курорта. Конкурентов смёл легко и беспощадно. Его уважает и лелеет городская власть, а на прочих ему наплевать.

Однажды внук попросил Серого рассказать что-нибудь о войне.

— В той войне, — ответил Серый, загадочно улыбнувшись, — каждый воевал за свое.

Больше ничего рассказывать не стал. Подумал только: «Жаль, что не родился пятьюдесятью годами позже. Времечко-то мое все впереди!»

Папаха

Папаху шили на заказ. Когда серая каракулевая красавица была готова, я установил ее рядом с цинковым ведром уборщицы тети Шуры и, убедившись в том, что папаха и ведро равны по высоте и прочим параметрам, удовлетворенно потер руки. Можно было начинать операцию.

А в это время пожилой горский эмигрант второй волны Абдул-Межид Тагиров сидел в одной из уютных кофеен Франкфурта-на-Майне и размышлял о том, как похлестче напакостить своей ненавистной и любимой родине. Из окна кофейни было хорошо видно гигантское здание бывшего концерна «Фарбениндустри», построенное еще до войны в стиле модерн. Теперь здесь размещался филиал ЦРУ в Европе. Вокруг копошились щедро финансируемые американской разведкой эмигрантские центры и организации. Цель у них у всех была одна — разрушение Советского Союза и реставрация капитализма на его территории. В те далекие времена они вовсе не были уверены в том, что эта цель может быть когда-либо достигнута. Мы были могущественной монолитной державой и боролись с ними на равных с переменным успехом.

Тагиров на протяжении долгой своей жизни неоднократно менял хозяев. В 30-е годы он, будучи осведомителем НКВД, сдавал под вышку мулл и горских националистов, в 40-е перебежал на сторону Гитлера и служил поначалу в абвере, потом — в гестапо, после войны приютился под крылом ЦРУ. На нем, как говорится, пробы негде было ставить.