Я от нынешнего времени тоже не в восторге. И про болезни разные побольше моего друга Целестия знаю. Туберкулез вырос и окреп, во всем мире про него забыли и лекарств новых не делают. И у нас не делают и забыли – и больные с открытой формой шашлыки на улицах продают. Да много еще другого, Мирону неведомого, по причине неспециального образования. Но чтобы двадцать процентов сифилиса…
– Слушай, – говорю, – дружище Мирон, вот нас пятеро тут стоит, беседует. Это значит – один из нас сифилитик. Давай-ка выясним – кто? А вот на рынке сто человек толкутся, включая стариков и детей. Двадцать из них – больные?
– Это статистика такая специальная, – быстро и правильно говорит мне Мирон, а глаза отважные и хитрые.
Дальше – больше. Гляжу, друг мой на государственном телевидении занимается революцией. А также в различных поездках за деньги налогоплательщиков.
«Какой молодец! – думаю. – Как он ловко занимается революцией под носом у властей!»
– Друг родной, – спрашиваю его, – а не боишься, что лодка раскачается с твоей помощью и не станет ни правых, ни левых, ни виноватых?
– Я знаю, что нужно начать, а там само все сложится, – заслушаешься моего красавца.
Дружу с ним, а все удивляюсь – и левак он, и православный христианин, и созидатель, и разрушитель одновременно.
– Да ты же бес! – догадался я внезапно.
Радуется.
– Поехали со мной на север, – предлагаю, – почистишься.
– Я и так чистый, – отвечает. – Мне незачем.
Последний раз когда с другом моим общались, напились сильно, по-пролетарски, он бутыль со спиртом припас тогда. Мужикам пьяным – про баб да про машины поговорить, то-то радость.
Мы по Ленинградскому вокзалу тогда шли с трудом, возвращались после длительной поездки.
– Нравится мне мой джип, люблю большие машины, – по-рабочему честно сказал мне Мирон.
– И мне мой нравится, – с буржуазной изворотливостью подхватил я. – Вот сейчас вернусь домой, нужно будет обслужить машинку, масло поменять там, фильтра.
– А мне шофер мой все это делает, – приоткрылся на мгновение Целестий, но тут же опять улыбнулся располагающей улыбкой.
Попрощались мы как-то быстро. Я пошел прямо к поездам на север. Он же нырнул внезапно вниз, в переход Казанского вокзала, и кокетливо стал спускаться по лестнице.
Я с недоумением и жалостью посмотрел ему вслед. А потом подумал про клоунов…