В шаге от вечности. Как я стал киборгом, чтобы победить смерть

Библиотека на самом деле была не комнатой – скорее пространством. Идеальным кубом с гранями по десять широких шагов. Напротив двери висела огромная карта Салании с комментариями. Она была точно такой же, как нарисованная Питером, – за тем лишь исключением, что в бухте Маридорн плескались дельфины, на башне Тироса трепетал флаг, а четверо стражников, мимо которых проехал Франсис, охраняли вход в Цитадель.

Остальные грани куба служили полом – даже потолок, по которому вверх тормашками прогуливалась огромная черная пума. Она сверкнула светло-голубыми глазами в сторону двери, продолжила идти по «потолку» – и на его границе перепрыгнула на одну из «стен», вниз головой спустилась на «пол», где стояли вошедшие, спрыгнула и торжественно направилась к ним.

– Привет, Чарли! – сказал Франсис старому другу.

– Добро пожаловать, рад вам обоим, – у большого кота был мягкий шотландский акцент, невероятный и ободряющий, как и обычно. Чарли кивнул, приветствуя Костехвоста.

«Если фамильяр Рейлана здесь, значит, и сам Питер неподалеку», – рассудил Франсис. Но библиотека казалась пустой. Костехвост и Чарли соприкоснулись лбами, а Авалон посмотрел налево, направо, вверх. Озираясь по сторонам, он подумал: эта комната по-прежнему до безумия неправдоподобна. Здесь царило безвременье. Точнее, все времена сразу. И все места. Старые каменные плиты, истертые половицы – и идеальные хрустальные или отполированные до блеска металлические поверхности. Из одного угла торчал кусок живой скалы, покрытой мхом и испещренной древними резными рунами.

Часть «пола» была «стенами»: там висели книжные полки, уставленные старыми фолиантами, к которым можно было подойти, если стоять на нужной грани. На уровне глаз была и большая картина, «Метаморфозы», – первое произведение искусства, созданное киборгом. В этой версии изображение то приближалось, то снова отдалялось, а точки обзора сменяли друг друга, будто зритель облетал возникающие образы оригинала. Была здесь и коллекция журнальных обложек, посвященных Фонду. Киноафиша. Музыкальный автомат пятидесятых годов, соседствующий с инопланетного вида скульптурой, которая находилась, казалось, в другом времяпространстве. На ней, лихо сдвинутая набок, – джинсовая панама с автографом Рудольфа Нуриева. И, наконец, обрамленная футболка с одним из ранних аватаров Питера и его первыми после утраты голоса словами: «Питер 2.0 в сети».

«Такое мог придумать только Питер», – поймал себя на мысли Франсис. Следом пришло ощущение печали, которую ему еще предстояло испытать.

– Я тут.

Погребальный костер для феникса

Я наблюдал за тем, как Авалон обернулся. Выглядел он так же великолепно, как всегда. Я не видел его в высоком разрешении несколько недель, кроме тех случаев, когда возвращался во времени – понаблюдать. Но это было не то: мы не могли взаимодействовать. А в больнице Франсис выглядел очень усталым.

– Вот ты где!

Я стоял на «стене», где были двери в комнату. Как всегда, босиком, одетый только в белоснежную юбку чародея – длинную, до лодыжек, с четырьмя разрезами. На поясе ее удерживал только тонкий ремень аволинского золота – пояс Верховного чародея. Мое обнаженное тело тут выглядело как в лучшие годы, а единственными украшениями служили обручальное кольцо и анкх.

Двери закрылись сами собой, а я оперся руками на перила невысокой лестницы, ведущей под углом сорок пять градусов от грани, служившей полом мне, к «полу» Авалона, сбежал по ней и, не вполне понимая, как мой аватар реализовал этот сложный гимнастический трюк, оказался прямо напротив мужа.

– Я не прятался, честно! Чарли предупредил меня, когда ты появился, поэтому я просто заканчивал подбирать кое-какие хвосты. Ты, наверное, пропустил все приветственные сцены.

– Конечно! И успел поговорить с Эрил. Она шлет тебе наилучшие пожелания.

Я поцеловал его, точно так же, как несколько минут назад, когда он аккуратно надел на меня VR-шлем и ушел в кабинет за своим. Второй поцелуй понравился мне больше. Как минимум потому, что я целовал его в губы, как и полагалось. Одной из скрытых пыток БАС оказался запрет на такие поцелуи – это позволяло минимизировать риск кашля или чихания, и вот уже двадцать лет никому не разрешалось меня целовать. Даже Франсису. А сейчас я даже мог что-то почувствовать – благодаря последним улучшениям нейрокомпьютерного интерфейса.