– Нам пришлось немного пострелять по дороге, – ответила она. – Несколько железяк выкопались прямо из газона… Мы так рады, что с тобой все в порядке.
Они были одни. Других офицеров не было, хотя места хватило бы еще на пару-тройку человек. Не было Ортеги, не было израильтянина Натановича в своей неизменной беретке. И того человека, «капитана Немо» в пиджаке из комнаты заседаний тоже не было. Хотя, с другой стороны, это было разумно – не подставляться под пули туда, где еще не было полноценной зачистки.
Нефтяник приподнял бровь по привычке, будто хотел управлять зажиганием при помощи мимики. Но потом рассмеялся и приложил палец к панели. Машина мягко тронулась. Конечно, нейроконтроллера тут не было, и на мимику «Призраку» было плевать. В боевой технике использовать эти системы контроля запрещено, и этому правилу пока следовали обе стороны.
Хименес развернул окно переднего обзора во всю переднюю стену: скорее просто для информации, и вряд ли для красоты. Он тут же переключил управление на автопилот, чтоб заняться пленным. И Максимом.
– Салют нашим героям! – улыбнулся венесуэлец.
– И тебе привет, – кивнул Макс, плюхаясь в кресло и усаживая в соседнее корпа. Кресло он подвинул так, чтоб его хорошо видеть. Форму и расположение сидений можно было менять как угодно, как в любой машине, хоть на потолок прилепи.
– Сопротивление полностью ликвидировано? – спросил Рихтер у Сильвио, который показался ему слишком напряженным для триумфатора. Нефтяник то и дело бросал взгляды на экран, где тянулась полупустая авенида. Они повернули на юг по той самой «улице Инсургентов».
– Почти. Отдельные твари еще лезут из щелей. А дядюшку Хулио на время отправили проконтролировать одну локальную операцию в городе, – ответил Хименес. Мы наткнулись на еще один очаг в районе Санта Крус дель Монте.
– Роботы?
– Нет, все проще. Мафия.
По его словам, это были не корпы, не полицейские и не «матадоры», а обнаглевшие мародеры, которые принадлежали к банде боевиков, отколовшихся от одного из мелких наркокартелей. Целых две недели они грабили богатые виллы, подогнав тяжелые грузовики и вывозя все ликвидное из элитных домов. Когда их попытались разоружить, они не просто открыли огонь, а по привычке захватили заложников из числа пойманных ими местных жителей.
Но насколько Рихтер знал Сильвио… ему мало дела будет до жизней богатеньких заложников, которые имели глупость еще не сбежать из страны, идущей уверенными шагами к свободе.
Так и оказалось. Сопротивление было быстро подавлено и революционное правосудие пришло к тем бандитам, кто думал, что к ним проявят снисхождение как к социально близким. Но посетить место скоротечного боя Ортеге пришлось. Рихтер так и не спросил, что стало с заложниками, и зачем надо было направлять одно из первых лиц в Революционной армии на такое пустяковое задание. Он хорошо усвоил, где командование видит грань между тактикой и стратегией, и ко вторым вопросам таких как он не подпускали.
– Хочу допросить эту тухлую селедку, – сказал Сильвио, бросив насмешливый взгляд на корпа. – Как там тебя… Майкл Баннерштейн? Баннерман? Нам надо узнать кое-что до того, как он попадет к чекистским костоломам. Эй ты, умник. Будешь отвечать на вопросы?
– Ну, попробуйте, спросите, – произнес пленный, ухмыляясь. – Если вопросы вы зададите умные и грамотные, я отвечу.
– А ты наглый. Думаешь, так будем тебя больше уважать? А вот и хрен, – Сильвио несильно ударил корпа под дых. – Ты будешь отвечать на любые, если хочешь жить, cabron! – Нефтяник, похоже был не в духе, а поэтому быстро терял терпение. – Я хочу знать, есть ли у вас в главном здании еще какие-то штучки.
– Не на все, а только на допустимые по конвенции ООН. Я имею право на уважение моего человеческого достоинства.
«Джентльмен не должен унижаться перед скотом. А вы неграмотный скот, который по недоразумению вырвался из стойла», – таков был смысл его фразы, как догадался Макс.
Сильвио побагровел, а начальник охраны Башни продолжал.
– Ладно, скажу больше. Вы слепые кроты. Боретесь за рабство и регресс и думаете, что вы долбанные Джорджи Вашингтоны.
Да он что, сбрендил? Не понимает, что ему грозит? Казалось, его боязливость, которая была там внизу, бесследно пропала. Он почему-то был уверен, что ему не причинят вреда. Что есть какие-то соглашения или законы, его защищающие.
Эта уверенность начала бесить даже спокойного Рихтера. Видно было, что этот человек никогда не имел дела с настоящей войной, настоящими врагами. И настоящих дикарей, на каких военспец насмотрелся, этот лощеный корп тоже не видел. Он не мог представить, что пленных не только допрашивают, но избивают, убивают, насилуют (независимо от пола), а иногда еще расчленяют и едят.
– Вашингтон был рабовладельцем. Как и вы! Вашим миром правят такие же господа, как во времена Рима, – сказала вдруг своим чеканным голосом София, ее глаза сузились, будто змеиные. – Над вами царит прибавочная стоимость, за которую вы убьете родную мать!
В ответ на это англичанин рассмеялся.