В шаге от вечности (СИ)

Они говорили по-японски, поэтому безликое английское “you” ее не ограничивало. Когда надо было продемонстрировать уважение и дистанцию или, наоборот, близость, она это делала. Если на японском она говорила как уроженка Токио, то в английском у нее было идеальное Оксфордское произношение без намека на акцент.

Сам Синохара говорил на обоих языках не так чисто. Был билингвом, но в каждом из языков имел небольшие дефекты произношения. Наверно, повлияла смена языковой среды в детстве. И он знал, что у него немного гнусавый голос. Это, как и едва-едва заметное заикание можно было давно исправить, но он не хотел отказываться от части себя.

Гарольд отпил немного вина, подцепил с тарелки кусочек тунца и немного риса, политого соевым соусом. Он ел вилкой, хотя к этому блюду и полагалось использовать палочки. Но ему были привычнее европейские столовые приборы, хотя у него уже не имелось проблем с мелкой моторикой, которые причинили ему столько неудобств в детстве. Сразу после окончания школы он прошел курс нейронной коррекции. Но хаси, палочки для еды, ему все равно казались претенциозным архаизмом.

– Ты молодец, – повторил он. – Жаль, что не можешь помочь мне с поиском объекта для “плана B”.

– Я пыталась, вы же знаете. Но пока результат отрицательный.

Гарольд замолчал и задумался. Несколько минут они просто ели свои роллы, не отвлекаясь на разговор.

Перед глазами он в это время пролистал анкеты последних соискательниц. Нет, всё не то.

– Я вижу аналогии с программой SETI и METI. Мы посылаем в космос сигналы. В пустоту. Но не знаем, откликнется ли кто-то. А если откликнется, то станет ли он другом, партнером или угрозой? Кстати, сколько мы уже посылали персональных запросов?

– Сто двадцать пять, – без запинки ответила Аннабель. – Но у вас низкий репродуктивный рейтинг. Если бы вы искали партнершу для кратковременных отношений – нашли бы уже сотню.

– Какая гадость. Ты за кого меня принимаешь? Я не клиент борделя. Уже давно. Я ищу спутницу жизни, а не знакомство на одну ночь.

– Но шансы завести семью c фертильной женщиной при таком риске генетических аномалий малы… Учитывая то, что вас считают принадлежащим к консервативной культуре. То есть ожидают от вас склонности к естественному оплодотворению.

– Надо же. Они все обо мне знают.

– Если бы вы честно написали в анкете, что согласны на искусственное с использованием Банка…

– Не согласен. И дело даже не в том, что мне есть дело до того, от чьего генетического материала забеременеет моя будущая жена. Мне просто не нравятся женщины, которые настолько прагматичны. Мне не нравится чувствовать себя на скотном дворе, быком производителем или владельцем породистой свиньи. А как же душа? Как же судьба и предопределение? Да, я жил в местности, которая подверглась радиоактивному заражению. Но совсем недолго. И это не клеймо. Да, у меня ребенок с хромосомной патологией от первого брака. Но таких рожают и пары, которые живут в экологически чистых уголках. Один ребенок на десять тысяч. Это совпадение.

– Они так не считают. Сейчас во всем мире страх генетических отклонений принимает характер фобии. Получается, что вы автоматические отвергаете большинство предложений. И все запросы, которые все-таки пришли… а их было пятьдесят два… вы тоже отклонили. Вам не понравились кандидатки. И чем тогда я могу вам помочь? – Аннабель посмотрела на него вопросительно.

– К черту этот список. Удали меня из программы. Я передумал кого-то искать.

– Хорошо. Уже удалила, – кивнула Аннабель, и ему почудилась довольная усмешка. – Я рада, что вы решили повременить с браком.

– Нет. Дело не в том, что я передумал. Просто эти женщины мне не нужны. Я давно остановился на конкретной кандидатуре. И не могу заставить себя думать о других.

– О, – улыбка сменилась растерянным удивлением. – Я о ней знаю? Она есть в списках ваших контактов?

– Да. Мы знакомы давно. Она моя коллега… или сослуживица. Мы перенесли вместе некоторые обстоятельства, что должно сближать.

– Тогда я поняла, о ком вы говорите, – довольно ядовито ответила Личная помощница. – Но я сомневаюсь в ней.

С изяществом нанизав кусочек рыбы на вилку, Аннабель проглотила его.

Они могли есть и пить уже давно. Еще в позапрошлом поколении появилась эта функция. Хотя, конечно ничего не усваивали, и в инструкции было написано, что не надо переусердствовать с объемом принимаемой изделием пищи. Но и отходов жизнедеятельности в человеческом смысле у них не было. Обеззараженная белая кашица, пахнущая химией, которую можно было извлечь из них совсем не там, где отходы жизнедеятельности выходят у людей. Просто трубка в живот. Или контейнер, наполненный гигроскопичными гранулами, который можно достать, открыв крышку. Все эти процедуры она делала, разумеется, сама. Одновременно с самодиагностикой.

При этом сам живот выглядел вполне человеческим. Хотя для чего роботам пупок? Вопрос сложнее, чем «снятся ли андроидам электрические овцы?». Или гиноидам.