Если бы на месте молоденькой сыщицы была более опытная ревнивица, то моментально почувствовала бы разницу в «сегодня» и «сейчас». «Сегодня» – это не удобно, не тот момент, я не один пришел. «Не сейчас» – форма вежливого почти отказа. Продолженная форма, не определенная по времени, иногда практически – вечная.
Ошарашенная приступом ревности Дуся скрылась на кухне и не услышала продолжения разговора. А Паршин говорил немножечко о ней.
– Знаешь, Юля… – сказал сыщик с неловкой оттяжкой, – когда я попросил Евдокию здесь пожить, то велел ей прежде всего заняться разыскиванием по шкафам скелетов и белья. Скелеты есть у всех, хранятся даже в самых безупречных семьях… В твоем шкафу лежат крылья. Ты их сняла, когда вышла замуж за надежного мужика, не признающего в браке полуправды. Ты на него надеялась слишком сильно и потому упала – больно. Твой Котов действительно был хороший порядочный мужик, Юлька, но иногда женщине стоит немного… как бы это сказать… парить. Понимаешь? Не убирать крылья в шкаф вместе с постельным бельем на две персоны, а быть немного выше…
– Считаешь, в том, что Котов от меня ушел, я виновата сама? – грустно усмехнулась Юля. – Бескрылая стала, неинтересная?
– Не знаю, – честно признался Паршин. – Обычно виноваты оба. Но ты, Юлька, доставай-ка крылышки из шкафа… стряхни с них пыль, взлети до облаков… Как прежде. У тебя все получится.
Евдокия Землероева вынула из посудомоечной машины совсем не крылья, а все тарелки и яростно их намывала.
P. S. Шестнадцатого января Стас Леонидов умер в одиночной камере от сердечного приступа.