В штабе гвардейской дивизии

— Придаю вам по пулемету, — сказал он. — Больше дать нечего. Готовьте людей и ждите сигнала.

В три часа ночи в небо взвились красные ракеты, и тут же тишину разорвал гул моторов тягачей и — тракторов. Мы двинулись на врага и без труда прорвали кольцо. Видно, гитлеровцы решили, что против них действует крупная танковая часть.

За ночь удалось преодолеть около двадцати километров, однако, едва рассвело, противник опомнился и обнаружил, что перед ним лишь ослабленные в предыдущих боях разрозненные стрелковые подразделения без танков и артиллерии. На нашем пути он выставил сильные заслоны, бросил в бой танки, бронетранспортеры, в воздухе появились бомбардировщики. Отряду приходилось отражать атаки во много раз превосходящего врага, сражаться с танками. Красноармейцы дрались, как львы, нанося гитлеровцам ощутимый урон, однако и наши ряды таяли. Во второй половине дня был тяжело ранен капитан Михайлов. Командование отрядом принял старший лейтенант артиллерист.

— Что будем делать, разведчик? — спросил он у меня. — Связь с основными силами прервалась. Придется драться самостоятельно.

Я огляделся. К востоку от широкого поля, на котором находились мы, виднелась дубовая роща. Чуть дальше — другая, побольше.

— Надо туда пробиваться, — высказал я свое мнение. — На открытом поле не выстоим.

— Дело говоришь. Собирай роту и вперед.

Однако гитлеровцы предприняли все меры к тому, чтобы расчленить отряд и уничтожить его по частям. Мне с большим трудом удалось вывести к дальней дубраве группу человек в сорок, костяк которой составили разведчики. Остальная часть отряда во главе со старшим лейтенантом была оттеснена в небольшую рощу. Противник оставил заслон с двумя бронетранспортерами против моей группы, сосредоточив огонь по основным силам отряда, Однако до конца дня обе группы отряда успешно отражали атаки, но на закате смолкли пулеметы наших товарищей. Видимо, кончились патроны и противник ворвался в лес. Мы слышали шум боя, разрывы гранат и треск винтовочных выстрелов. К полуночи все затихло. Стало ясно, что с утра противник атакует нас.

Недалеко от рощи мои разведчики обнаружили небольшой овраг, уходящий в юго-восточном направлении. Ночью мы стали пробираться по нему все дальше и дальше от места боя. К утру, обессилев, укрылись в пшеничном поле, встретившемся на пути. Все были голодны, истощены изнурительными боями, но каждый надеялся, что страдания не напрасны: мы вырвались из внутреннего кольца окружения. Теперь предстояло вырваться из внешнего. Но где оно, никто не знал.

С наступлением темноты продолжили путь на Кировоград. Всю ночь, обходя населенные пункты, отряд медленно продвигался вперед. К утру 8 августа подошли к небольшому селу, находившемуся в стороне от шоссейных дорог. Я послал в разведку старшину Ивана Курилова и красноармейца Андрея Тычину, которые быстро возвратились и доложили, что немцев в селе нет. Я решил дать бойцам отдых. Разместились в саду, подкрепились — накормили местные жители, чем могли. Они же предложили оставить у себя раненых. Подумав, я согласился. Да и как иначе? Ведь впереди ждали новые бои, и никто не мог сказать, что ждет нас: дойдем до своих или погибнем в жарких схватках?

В путь двинулись после полудня. Сначала дорога шла лесом, но вот впереди открылось широкое поле, рассеченное шоссе. Я остановил отряд, выслал вперед разведчиков. Все было тихо и спокойно. Решил пересечь шоссе. Здесь-то и постигла неудача — внезапно показалась колонна автомобилей, шедшая на большой скорости.

— Бегом в кукурузу! — скомандовал я.

Но гитлеровцы уже заметили нас и открыли огонь. Пули засвистели над головой. Я бежал последним, следя за товарищами, чтобы вовремя оказать помощь раненым, дать распоряжение вынести их в безопасное место. Внезапно почувствовал резкий удар и едва удержался, чтобы не упасть.

В кукурузе отдышались. Колонна гитлеровцев ушла, не стали они нас преследовать.

— Раненые есть? — спросил я.

Никто не отозвался — значит, все обошлось нормально. Не успел подумать об этом, как почувствовал резкую боль в ноге.

— Крепко зацепило, — с сожалением оказал разведчик Курилов, осмотрев рану. — Давайте перевяжу.

Туго забинтовав рану, он разрезал плащ-палатку, сшил из нее чулок и помог мне надеть его на ногу. Потом предложил:

— Возьмите винтовку, легче идти, опираясь на нее. Так я и сделал, отдав разведчику свой пистолет — лишнего оружия у нас не было.

На четвертый день мы зашли в не занятое немцами село. Местные жители помогли всем, чем могли. Разыскали фельдшера, он промыл мне рану, сделал укол против заражения крови и перебинтовал ногу. Вместе со всеми я продолжал путь по тылам врага. Мы пробирались только ночью, обходя города и крупные населенные пункты. В небольших хуторах и селах доставали продукты. Днем скрывались в оврагах, рощах; очень редко — в деревнях. Нога моя стала опухать, рана гноилась, перевязывать ее было нечем, и я еле двигался. Только в ночь на 1 сентября нам удалось перейти линию фронта и попасть к своим.