В Шторме

Открылись двери; звук неизвестного здесь трущегося дюрастила и шорох тяжелой ткани по пермакриту лихорадкой прошли по нему, вытаскивая из теплых воспоминаний и отрывая прочь от жара пустыни и комфорта дома - оставляя холодный, твердый пол под спиной и острую, как нож, боль при каждом вздохе в его избитых мышцах и сломанных костях.

Тяжесть реальности заставила его открыть усталые, словно набитые песком глаза. Люк моргнул несколько раз, но налитые кровью, они никак не могли сосредоточиться на темной тени, присевшей рядом с ним.

Но ему не нужно было видеть, чтобы знать кто это…

- Как ты этим вечером, друг мой? - с пустым, насмешливым состраданием проскрипел голос Императора. - Ты выглядишь усталым.

Люк не потрудился отвечать; он медленно мигал, а затем и вовсе позволил своим обрамленным синяками глазам закрыться, дрейфуя в тумане голода, жажды, боли и истощения.

Он почувствовал, как Палпатин предупреждающе положил руку ему на грудь, и напрягся в ожидании.

- Отвечай мне, когда я говорю с тобой, - незлобно произнес Палпатин.

- Вы знаете ответ, - хрипло пробормотал Люк пересохшим ртом.

Палпатин улыбнулся:

- Я хочу услышать его от тебя.

Он смотрел, как напряглись губы мальчишки в мгновенной вспышке упрямства. Люк колебался на самом краю сейчас, мысленно и физически. Его тело было покрыто массой кровоподтеков и ссадин, множеством неизлеченных, кровоточащих ран. Его глаза - его замечательные глаза холодного синего цвета – выглядели теперь мутными и красными от лопнувших сосудов, настолько ужасно, что в одном белого цвета не было совсем. Его лодыжка была сломана не один раз и до ступни ее покрывала темная опухоль. Хотя, при необходимости, он смог бы стоять на ней. Палпатин бесчувственно наблюдал, как затрепетали веки мальчишки, когда тот начал терять связь с реальностью, что вынудило ситха сильнее надавить джедаю на грудь, призывая к нему Тьму.

Глаза Люка резко открылись, и тело напряглось в ожидании подразумеваемой угрозы. Палпатин знал, что мальчишка не хотел отвечать, но за те двенадцать недель, в течение которых они говорили, неважно о чем, между ними закрепилась связь. Поэтому, даже сейчас, в этом жутком положении, установленное влияние ситха взяло верх, и, слегка вздохнув, Скайуокер отвернулся - отказываясь от борьбы.

- Как ты этим вечером? - просто повторил Палпатин, словно этого минутного неподчинения никогда не было.

- Я устал, - сказал Люк побеждено. - Очень устал.

Не в силах остановить себя, он посмотрел на дверь.

- Да, они там. Ждут, - откликнулся Палпатин, понимая, о чем думает мальчишка - ощущая его беспокойное мрачное предчувствие.

Все внутри Люка сжалось, грудь обожгло отчаянием; он закрыл глаза, борясь с этим знанием – единственное, чем он мог помочь себе. Но это не остановит их - ничто не остановит их. Разум оцепенел, не в состоянии справиться с действительностью неотвратимого мучения.

- Я позову их тогда… или мы будем говорить, друг мой? - спросил Палпатин.

Люк колебался, желая задержать неизбежность - зная, что это бессмысленно и не в силах поступить иначе.

- Говорить, - наконец прошептал он в одном покорном вздохе.

- И что мы обсудим? - снисходительно продолжил Палпатин, все еще держа руку на груди мальчишки.

Люк чуть мотнул головой на жестком полу, слишком усталый, чтобы играть в эти игры.

- Отвечай мне, когда я говорю с тобой, - голос стал низким, резким и требовательным.

- Мне все равно, - прошептал Люк.

- Хм. Вероятно, им все же нужно войти, - упрекнул Палпатин. - Да. Так будет лучше.

Люк сжался, отворачиваясь от двери. Он перестал спорить – от этого становилось только хуже.

Он вновь услышал шелест ткани, почувствовал касание плаща на плече - даже оно остро оцарапало его изодранную, саднящую кожу, заставив резко отдернуться - что тут же отозвалось жгущей болью в измученных мышцах.

Раздался знакомый звук скребущего дюрастила, и он напрягся, слыша подступающие тяжелые шаги и активацию силовых пик, их трущее гудение, прорубающее воздух…

Они собрались вокруг… и набросились на него.

***

- Хватит, - спокойно произнес Палпатин, и мир вокруг замер; Люк выпустил удушливый хрип - первый звук с момента, как его начали избивать. Он давно уже не кричал.

- Уйдите, - приказал ситх, и безмолвная стая охранников исчезла; ни следа вины, ни намека на сострадание. Только слепое повиновение.

Когда двери наконец закрылись, водворилась тяжелая тишина. Палпатин сохранял спокойствие, и Люк слышал только медленный, рваный стук своего сердца, рваное дыхание своих легких… Он тихо лежал, ожидая, когда затихнет ослепляющая боль, хоть немного.

В конце концов послышался все тот же шелест тяжелой ткани, заставляя Люка затаить дыхание. Но все, что ему оставалось – лежать, свернувшись на запачканном кровью полу и пытаться дышать, дрейфуя где-то между болью и беспамятством.

Палпатин присел рядом и, взяв Люка за плечо, повернул его лицом к себе, возобновляя сводящие с ума приступы боли.

- Мы будем говорить, друг мой? - спросил он снова.