В Швеции

Из берлоги учености мы проследуем к ее могиле, вернее сказать, к открытой могиле: огромной библиотеке; мы ходим из зала в зал, вверх и вниз по лестницам, вдоль и в обход полок; и кругом книги, эти окаменелости духа, которые можно оживотворить силой того же духа. Добрейший и ласковый, живая человеческая душа средь окаменения, здесь обретается приветливый старый человек, библиотекарь профессор Шрёдер[142], он улыбается, он кивает, услышав, как эльф воспоминаний заступил его место и стал здесь провожатым, и рассказывает и показывает. Мы видим сделанные Тегнером список и перевод Эленшлегеровых «Ярла Хакона» и «Пальнатоке»[143], мы видим монастырскую библиотеку Вадстены, фолианты в переплете из свиной кожи, и представляем себе нежные руки монахинь, что держали их, кроткие, ласковые глаза, что высвобождали дух из заточения мертвых букв. Здесь находится знаменитый Codex argenteus^{19}[144], перевод четырех Евангелий. Золотые и серебряные буквы мерцают с красных листов пергамента. Мы видим старинные исландские манускрипты из французски-изысканного салона де ла Гардье[145], японские рукописи Тунберга[146], — под конец уже при одном зрелище книжных корешков и заглавий тебе кажется, что душа твоя трачена молью, и тебя тянет на волю… и скоро уже мы там будем, возле древних курганов Упсалы! Веди ж нас туда, эльф воспоминаний! Из города, на просторную равнину, где стоит церковь Дании[147], церковь, построенная на средства, добытые шведами в войне против датчан! Мы идем широкою проселочною дорогой, которая проходит вблизи древних курганов Упсалы: их называют могилами Одина, Тора и Фрейра[148].

Здесь была старая Упсала, а сейчас лишь несколько крестьянских дворов. Низкая церковь, сложенная из крупного булыжника, — стародавняя, она стоит на останках языческого храма. Каждый курган — это горка, однако же насыпанная человеческими руками. В тонком дерне вырезаны аршинные буквы и целые имена, которые мало-помалу вновь затягивает молодая, пробивающаяся трава. Старая хозяйка из крестьянского дома, что по соседству, выносит наполненный медом рог, отделанный серебром, подарок от Карла Юхана[149]. Путники осушают рог, они пьют за памятники старины, за Швецию и за постоянный помысел сердца: юную любовь! Да, здесь было выпито за тебя! Не одной розе красоты возглашались здесь здравицы, а спустя годы, когда тот же самый путник приходил сюда, она, та самая цветущая роза, уж была положена в землю, гроб ее усыпали своими лепестками розы весны; сладкая музыка ее уст звучала лишь в памяти, улыбка в глазах ее и на губах исчезла, как солнечные лучи, что озаряли при ее жизни курганы Упсалы; имя ее в дерне заросло, сама она в земле, земля над нею сомкнулась, но а вот этот курган, веками закрытый, оказался открыт.

По глубокому проходу, прорытому в недрах кургана, мы приближаемся к урнам, где хранятся кости Инглингов[150], прах королей, земных богов. Старая хозяйка из крестьянского дома зажгла с полсотни восковых свечей и расставила их в ряд в темном как ночь, вымощенном камнями проходе; какое праздничное сияние льется от них на сожженные дотла либо обугленные кости властителей древности. А кто они были? О, земное могущество и великолепие, о, земная слава… тлен, тлен, как и роза красоты, положенная в черную землю, где не зажигают свечей! От воспоминаний остается только имя, от имени — только звук!.. Прочь отсюда, наружу, на вершину кургана, где веет ветер, сияет солнце и за зеленой равниной взору открывается озаренная солнцем любимая Упсала, город студен чества.

Глава XV. Сала