В сибирь за мамонтом. Очерки из путешествия в Северо-Восточную Сибирь

На третий день мы попали в ужаснейшую топкую тундру. Шел ливень! На всех нас не было сухой нитки. Ближайший сруб оказался полуразрушенным и мало защитил от дождя. Товарищи мои упорно не желали ехать дальше. Я согласился лишь на четырехчасовую остановку для отдыха и чаепития. Мои надежды на то, что эта пауза придаст бодрости обессилевшим лошадям, почти не оправдалась. Животные час от часу слабели, и в десять часов вечера нам пришлось снова остановиться на ночлег. Мы провели в седлах целых четырнадцать часов и, тем не менее, проехали сегодня еще меньше вчерашнего — всего двадцать два километра!

На утро я первым выполз из палатки. Дождь все еще продолжался.

К полудню мы подъехали к довольно приветливому срубу. У него были даже окна, затянутые дублеными рыбьими кожами. Здесь, на столе я нашел оставленное мне Герцем письмо. Оно было очень невеселое. Ему пришлось столкнуться с теми же затруднениями, что и нам. Несмотря на более легкую поклажу, передовая часть экспедиции опередила нас всего лишь на три дня. Тем не менее, он настойчиво просил меня торопиться.

Мы недолго отдыхали в этой сухой хижине. К вечеру дождь, наконец, прекратился. Выбрав возвышенное местечко, мы разбили на нем палатку и развели близ нее огромный костер. Вскоре закипел чай. Настроение начало улучшаться.

Мы сняли с себя верхнее платье, белье, сапоги и развесили их вокруг костра на шестах. Точно так же поступили мы и с седлами. Обнаженные, как и мы, якуты обсушивали свое тело, попеременно поворачиваясь к огню то лицом, то спиною. Мы последовали их примеру и нашли этот способ согревания великолепным. Он чрезвычайно практичен и хорошо предохраняет от простуды.

К несчастью, едва лишь прекратился дождь, как появились исчезнувшие было комары. Они до крови терзали наши ничем не защищенные тела. В этой топкой тундре помимо серых комаров попадается и травянисто-зеленый вид этих симпатичных насекомых. Их научное название осталось мне неизвестным, но я твердо установил, что оба вида, как серый, так и зеленый, кусаются одинаково больно.

Утром, едва лишь мы уселись в седла, небо снова открыло свои шлюзы. Это был уже пятый день путешествия под непрерывным дождем. Ночь мы провели в палатке у озера. Оставшиеся следы говорили о том, что здесь же незадолго до нас ночевал и Герц.

На следующее утро неловкое движение лошади заставило меня принять далеко не приятную холодную ванну. Крыша достигнутого нами к полудню сруба зияла огромными отверстиями. Тем не менее ямщики не желали двигаться дальше. Они заявили переводчику, что лошади совершенно увязают в размокшей земле. Оба казака и даже Севастьянов их поддерживали. Потребовалась вся моя энергия, чтобы уговорить спутников продолжать путь.

В течение многих дней нам совершенно не встречалась какая бы то ни была дичь. Наконец, сквозь серую пелену дождя, я заметил сидевшего на лиственнице крупного орла. Он подпустил к себе авангард нашего каравана шагов на двадцать и лишь тогда поднялся на воздух. Я быстро вынул из футляра ружье и послал ему хороший заряд дроби. Шагов через триста он уже снова смотрел на нас с ветви другого дерева. Второй выстрел оказался таким же безуспешным, как и первый. До костей промокший орел, тяжело взмахивая крыльями, удалился от беспокоивших его людей.

В тот день мы ехали до десяти часов вечера и ночевали в ужасающей болотистой местности. Нельзя было разбить палатку, и мы провели ночь сидя на седлах. Измученные лошади не могли сделать ни одного шага дальше. Нигде поблизости не было сколько-нибудь пригодного горючего материала. Даже наши якуты, после упорных, но безуспешных попыток, отказались развести огонь.

Итак, в эту ночь у нас не было чая. Пришлось грызть ржаные сухари. Все прочие припасы были уже истреблены. Голодные и продрогшие мы молча сидели вокруг неразгоревшегося костра.

На рассвете я разглядел сидевшую на ближайшей лиственнице ястребиную сову. Она внимательно рассматривала своими янтарно-желтыми глазами заснувших людей и понуро стоявших около них лошадей. Мой выстрел снял ее с дерева и разбудил заснувших.

Дождь прекратился. Восток заалел первыми солнечными лучами.

Мы с новой энергией принялись за разведение костра. На этот раз наши попытки увенчались успехом. Быстро выпив чай, мы двинулись в путь. Однако лошади слабели с каждой минутой. Проведенная в топкой тундре ночь не восстановила их сил, так как, несмотря на отдых, есть им было совершенно нечего. Силам их, видимо, пришел конец. Но мы все-таки не могли остановиться.

Первой упала моя белая лошадь. Я вторично искупался в трясине. При этом пострадало привязанное к седлу ружье. Я сел на одну из вьючных лошадей. Ее груз был предварительно разделен между другими, более сильными лошадьми. Но через несколько километров моя, уже расседланная, белая лошадка снова упала. Мы ее подняли. Смертельно печальные глаза животного, казалось, говорили о полном изнеможении.