В синих квадратах моря(Повесть)

— Женская, — отпарировал Крылов. — Еще что желаете знать? Где был? У Тани. Может, прикажете не ходить?

У Петра дернулась бровь. Почему матрос ведет себя так развязно? Даже не взял у него разрешения обратиться к мичману. Ну, ну, ничего, он собьет с него эту спесь. А сейчас, сдерживая свой гнев, он сказал:

— Тоже мне — рыцарь! Видал я таких голубчиков. Храбрости на один бросок, а потом слезы льют.

— Куда уж мне с вами тягаться, товарищ лейтенант, — съязвил Игорь. — Вы же сын героя-подводника. Хоть картину с вас пиши — и в Третьяковку.

Грачеву словно дали пощечину.

— Три наряда вне очереди! — почти выкрикнул он.

Крылов ушел, и повисла какая-то невесомая тишина.

Петру даже стало жарко. Мичман топтался на месте. Его тоже покоробило поведение Крылова, но не меньше виноват во всем и лейтенант. К чему вот так колоть? Он поднял на Грачева глаза.

— Зазря наряды, — робко заметил Зубравин. — Ну, ходит парень к девушке, так что? Бить за это грешно. У Гончара даже на свадьбе были. А что Игорь, хуже?

Грачев пропустил его слова мимо ушей.

— Ни к чему это, ни к чему, — бубнил Зубравин. — Озлить можно человека, а потом трудно душу его настроить.

В серых глазах мичмана Петр читал упрек. И стало ему не по себе.

2

Еще с вечера Петр условился с доктором сходить в горы. Воскресное утро выдалось на редкость тихим. На море — зыбь. Солнце протянуло по воде серебристые тропинки. Петр надел спортивный костюм и теперь поджидал у трапа Коваленко. На палубе показался Серебряков. Покрутил усы.

— За ягодами? — подмигнул он Грачеву. — А у меня Ирка заготовитель. Их надо уметь искать, ягоды. Голубев, наш флаг-связист, знает морошковые места.

Петр засмеялся:

— У доктора тоже нюх…

Грачев взбирался на сопку, она была высокой и отвесной. Коваленко остался где-то в низине, а он все карабкался. А вот и вершина. Впереди, насколько хватало глаз, море. Искристое, белопенное. Петр присел на камень, обросший темно-коричневым мхом. В стороне у валуна кто-то разговаривал. Он обернулся и увидел неподалеку Голубева, сидевшего с какой-то девушкой. Так это же Ира Серебрякова! Петру стало неловко. Он поднялся, шагнул в сторону. Из-под ноги выскочил камень и гулко покатился вниз. Ира обернулась на шум.

— Петя! — воскликнула она. — Вот не ожидала встретить вас здесь. Идите к нам!

«Черт меня потащил сюда», — сокрушался в душе Петр.

Голубев холодно пожал ему руку, буркнув под нос «привет, лейтенант», и стал как мальчишка швырять камни в море. Он был в темно-синем спортивном костюме, в черных очках, а на голове — белая с помпоном шапочка.

«Разоделся, как клоун», — подумал Петр, садясь на каменную глыбу. Ира тоже присела рядом. Она одета со вкусом: голубоватого цвета брюки, красный с белой отделкой свитер и такая же шапочка.

— Петя, — весело заговорила Ира, — мы с Гришей тут поспорили. Я говорю, что если добыть из моря всю соль, то ее хватило бы всем жителям Заполярья на несколько лет. А он, — Ира кивнула в сторону Голубева, — возражает, мол, и по щепотке не достанется.

— Ирочка, я беру факты не с потолка, — бросил Голубев.

Петр возразил ему:

— Ваши факты, если их можно так назвать, уважаемый Григорий Афанасьевич, не выдерживают критики. В мировом океане растворено 50 квадрильонов тонн солей магния, брома, золота и других веществ. Если соль, растворенную в морской воде, удалось бы равномерно распределить по поверхности нашей планеты, она покрыла бы землю слоем толщиной в сорок пять метров.

— А чему равен один квадрильон? — спросил флаг-связист.

Ира засмеялась — разве Гриша не знает? Это же единица с пятнадцатью нулями!

Голубев подошел к девушке и поднес к ее губам ягоду.

— Съешь, совсем спелая! А науки дома грызть будем.

Ира съела морошку. Ей было весело — и от того, что светило яркое солнце, и от того, что рядом с нею были ее друзья. Ей весело, а Петру совсем нет. Глядя на Иру, он вновь вспомнил свою жену. Ведь она тоже сейчас могла быть с ним рядом, и так же, как эта девушка, улыбаться солнцу, собирать морошку, а он подносил бы к се губам ягоды. Нет Лены, есть тоска. И письмо, которое получил вчера.

«Милый!

Все думы о тебе, хотя скрывать не стану, писать совершенно некогда. Хлопот по горло. Жизнь так устроена, что трудом всего надо добиваться, никто на блюдечке не принесет тебе счастья и не скажет: бери, Ленка, это твое.

Ты вот уехал, и будь у меня малыш, все-таки легче переносить разлуку. Да и мама могла за ним присмотреть, пока я учусь. Люблю тебя и боюсь потерять.

Что нового у тебя? Берегись там, на море-то. Я страшусь его, а почему, и сама толком не знаю. Целую. Твоя Ленка.

Р. S. Чуть не забыла. На месяц уезжаю в Москву с концертом. Я так благодарна Андрею, что он устроил поездку. А ты чего-то губы дуешь, даже привет ему не передал. Милый, нельзя быть эгоистом!

Целую еще раз. Ленка».

— О чем вы задумались? — нарушила его мысли Ира. Она все смотрела Петру в лицо, словно хотела узнать, о чем он думает. Петру даже было как-то неловко: ведь рядом сидел Голубев и все на него косился. Хотя бы поскорее сюда пришел Коваленко, стало бы веселее.