В синих квадратах моря(Повесть)

Грачев растерянно уставился на нее. Серебрякова… Не дочь ли того самого Серебрякова, который командует эсминцем и к которому спешил сейчас Петр? Он пристально посмотрел на девушку. Она была миловидна, в живых глазах сияли искорки, словно только сейчас ей рассказали забавную историю и она все еще смеялась. Глаза у нее серые, с оттенком голубизны, над которыми чернели дужками брови. Она, видно, смутилась от его взгляда, потому что опустила голову и вновь повторила свой вопрос.

— Так как же вас зовут?

Грачев назвал свое имя и тут же спросил, не ее ли отец плавает на корабле, и, услышав в ответ: «Вы угадали, он командует „Бодрым“, — в душе обрадовался.

— Я знаю Василия Максимовича, только заочно, — сказал Петр. Ему хотелось поговорить с девушкой, но тут, как на грех, подкатил автобус. Уже в дверях Ира бросила ему с улыбкой:

— Фуражку поправьте!..

Петр взялся за околыш фуражки — она была сдвинута набок. Автобус зарычал, набрал скорость и скрылся за домами. Грачев подхватил чемодан и зашагал дальше.

Петр спешил к причалу. Он старался угадать, как поведет себя командир корабля Серебряков. Ему и невдомек, кто к нему приехал, — ведь прошло столько лет!..

От залива несло смолой, водорослями. С кораблей доносились команды и сигналы. Бухта в лучах полярного солнца серебрилась притихшая, неподвижная. Ракетоносцы покачивались у причала. Солнечные блики скользили по их бортам.

„Так вот ты где начинаешься, море! Ну, а как жить с тобой будем, море? Ворчишь?..“

Море плескалось у ног Грачева. Оно дышало мерно и широко. Петр усмехнулся. Кто сказал, что море лютое, что оно может сломить волю и характер человека? Кто сказал, что в шторм ты бессилен перед разбушевавшейся стихией, что корабль твой бросает, как пустую бочку, и ты уже думаешь о том, как бы скорее пристать к берегу? Кто, наконец, сказал, что море — угрюмо и нелюдимо? Нет, море живет. Петр это знал, знал он и о том, что придется отстоять, не смыкая глаз, много нелегких вахт. Он уже видел себя на палубе корабля, в радиорубке, где все подчинено ему, где люди действуют, как автоматы, где не раз услышит: „Товарищ лейтенант, ваше приказание выполнено!“ Ваше, это значит его, Грачева, приказание.

На переднем эсминце, прижавшемся бортом к деревянному пирсу, полощутся сигнальные флаги. На мостике о чем-то беседуют офицер и матрос. Матрос скользнул вниз по трапу — выполняет приказание командира. Петру подумалось: так и его матросы будут бегать. Только бы сдружиться с ними! На причале моряки стирали орудийные чехлы, высокий тучный мичман что-то басил им. До слуха Петра доносилось:

— Поживее, хлопчики!

„Зря он с ними запанибрата. „Хлопчики“… Товарищи матросы, а не хлопчики!“ — Петр перевел взгляд на островок, около которого виднелся корабль. „Интересно, а каюта у меня отдельная?“

Вода холодно блестела у щербатого валуна. Петр снял фуражку. Далеко-далеко, в молочной кисее, сахарной головкой высился мыс Звездный. Там на глубине осталась лодка. Волны плескались у камней, и в шуме их ему вдруг почудились голоса тех, кто покоится на мягком теплом дне. Он словно наяву услышал приглушенный голос отца:

„Здравствуй, сынок! Я долго ждал тебя и рад, что ты здесь“.

„Я спешил, отец. Я все сделал, как ты хотел. Мама отдала мне твои письма“.

„Это — мое завещание, сын. А море — твое“.

„Буду ходить твоими дорогами“.

„Я верю, сынок“.

Мысли Петра прервал чей-то громкий голос за спиной:

— Лейтенант, катер с „Бодрого“ еще не приходил?

Грачев обернулся. В нескольких шагах от него стоял капитан 3 ранга в лихо сдвинутой на затылок фуражке. У него широкое со вздернутым носом лицо, смуглые, слегка шершавые щеки, а надо лбом повис белесый, точно выеденный морской солью, чуб. Он настороженно смотрел на Петра, будто хотел отчитать за то, что тот расстегнул шинель.

— Катера еще не было, — наконец ответил Грачев. — Вы тоже на „Бодрый“?

— Угадали.

Петр привел себя в порядок и теперь стоял с капитаном 3 ранга рядом. Тот достал из кармана портсигар, ловко выхватил из него папиросу и сунул в рот.

— Вы из училища? Сразу видно. Давайте познакомимся— Григорий Голубев.

Голос у офицера потеплел, и Петру от этого стало веселее. Он назвал свое имя, потом поинтересовался, как тут служба на кораблях.

— Не курорт, — сдержанно ответил Голубев, выпустив очередную струю табачного дыма. — Вот и катер у островка показался. Давай-ка, лейтенант, забирай свои вещи. „Бодрый“ там, на бочке.

Катер бойко бежал по бухте.

— А море тихое, — сказал Петр.

— Погодите, вы увидите его и другим, — Голубев почему-то усмехнулся, смяв в кулаке потухшую папиросу.

„А он ничего, этот парень“, — подумал о нем Петр.

Катер приткнулся к трапу эсминца, и Петр следом за Голубевым легко поднялся на палубу. Их встретил вахтенный офицер.

— Кесарев, — сказал капитан 3 ранга Голубев старшему лейтенанту, — к вам тут прибыл связист. Доложите командиру!

Но в это время показался на шкафуте Серебряков. Он не спеша шел вдоль борта. Нагнулся к торпедному аппарату, кивнул боцману:

— Ветошь?

— Торпедисты наследили. Вот черти, я же наказывал им, — смутился Захар Коржов.