— Сколько? — с нарочитой значительностью спросил Генка, поворачивая засаленную кепку козырьком на затылок.
— Шестнадцать!.. Четырнадцать! — начала выкрикивать Катька. — Двадцать семь… Двадцать три…
— Точнее! — зло одернул ее Генка.
— Сорок… И еще десять… и два! — выпалила Катька.
— Телефонист, немедленно сообщите в штаб, что на нас движутся пятьдесят два тяжелых вражеских танка! — приказал Генка.
— Есть! — отозвался Марик и застучал сломанным наушником по железной спинке кровати.
— Товарищи бойцы, слушай мою команду, — начал Генка.
— Постой! А про Труса-то забыли! — неожиданно перебила его Маринка. — Ну что же ты, Шурик?
— Тьфу!! — С досады Генка бешено застучал по полу консервной банкой.
— Товарищ политрук, мне страшно… Мне страшно. Мне страшно, — чужим, деревянным голосом начал ныть Шурик. — Надо бежать… Надо бежать…
— Смерть трусам! — завопил Марик.
Генка, не глядя, несколько раз поспешно тряхнул деревянным наганом в сторону койки Шурика.
Шурик, крутнул головой, торопливо наволок на лицо подушку. Позорно умер.
— Товарищи, нас осталось всего двадцать восемь, — вдохновенно подытожил Генка. — Танков — пятьдесят два. По два на одного человека. Поэтому прошу беречь каждую пулю. Отступать некуда — за нами Москва!.. Всем приготовиться. Без моей команды не стрелять. Последнюю гранату беречь для себя… Приказываю подпустить танки еще на сто шагов!.. — Генка опять припал к полу и, дав сигнал остальным, сначала чуть слышно, а затем постепенно прибавляя звук, замычал-завыл, подражая реву мотора приближающихся танков.
Мычание и вой разом подхватили со всех постелей. Через несколько секунд уже выла вся палата. Когда рев достиг апогея, Генка вскочил на колено, поднял вверх правую руку с кубиком, закричал:
— По немецко-фашистским гадам — огонь! — Брызнула, взвихрилась, разлетелась на куски армада!
Вспрыгивали, сшибались, лязгали жестянки, деревяшки, оловянные осколки!
Первый залп разметал по палате солдат, перевернул почти все машины-бронетранспортеры.
Только танки, приземистые и устойчивые, оставались неуязвимыми. Лишь прямые попадания отбрасывали их назад, но ни один из танков не перевернулся.
Генка и Павлик, постоянно рискуя получить тяжелое ранение от сотоварищей, под перекрестным обстрелом, отважно охотились за отскакивающими снарядами и патронами.
Но вот отлетел в угол последний солдат. Лязгнув, вскинулась на стену распятая прямым попаданием пожарная машина. И даже один танк нежданно раскололся надвое…
— Так можно уже оживать?! — пробился все-таки к Генке через канонаду голос Шурика.
— Конечно! — радостно спохватился Генка. — Стойте! — остановил он швырявших гранаты ребят.
Пальба несколько поутихла.
— Сколько штук ему полагается?! — крикнул Генка Павлику через всю палату.
— Пять ручных и четыре противотанковых! — мгновенно отозвался Павлик.
— Скорей сюда! По-пластунски! По ходу сообщения! Огонь! — скомандовал Генка. — Одну противотанковую мне дашь, ладно? — заискивающе попросил Генка, прячась от засвистевших снарядов за Шуркину кровать.
— Ладно, — нехотя пообещал Шурик.
— Я… вот увидишь… Вон того гада как пить дать срежу!..
Несколько последних банок, бестолково пролетев над заколдованными танками, закатились в далекие углы.
Снаряды кончились. Теперь у каждого оставалась одна последняя граната. Для себя.
В гнетущей тишине Генка шевелил губами, считал оставшиеся танки.
— Товарищ политрук, разрешите мне первому? — Павлик подполз к брату, умоляюще заглянул в глаза.
Генка насупил смоляные брови.
— А попить можно? — пискнула вдруг Маринка.
— Ты что?! Совсем обалдела! — гремучим шепотом напустилась на нее Катька. — Если каждый…
— Разговорчики! — свирепо оборвал Генка.
— Ну, товарищ политрук! Ну, пожалуйста! — Павлик готов был разрыдаться.
Генка мрачно пересчитал оставшихся в живых бойцов, сурово кивнул Павлику, разрешая принять первый удар.
Младший просиял, отдал честь и, зажав в зубах грязный теннисный мячик, пополз под кроватками, в обход танкам.
На койках затаились. О том, что ребята все-таки дышат, можно было догадаться только по чуть заметным облачкам пара, появлявшимся над каким-нибудь из топчанов.
Наконец, обогнув самую близкую к двери, пустовавшую койку, Павлик выбрался в тыл к танкам. Припав щекой к холодному полу, затаился, ожидая команды.
Генка впился взглядом в собственное запястье на левой руке, прикрывая от сторонних глаз то место, где политруки и командиры обычно носят часы со светящимся циферблатом.
Выждав положенные секунды, Генка тряхнул челкой, прошептал, обращаясь к Марику-телефонисту:
— Пошел!
Марик дрожащими руками прижал к губам наушник, захлебываясь, повторил:
— Пошел!
Двумя прыжками Павлик достиг стола-шкафа. Стремительно прокатившись по диагонали несуразного сооружения, он, не останавливаясь, упал сверху на самый здоровенный из танков.