— Банка здесь для мочи поставлена. Опусти ее под кровать, а сама садись, Когда будешь уходить, так на место поставишь.
Женщина конфузливо закивала, бережно составив банку со стула, присела, стала быстро распутывать веревку на корзинке.
Поползли по изолятору вязкие запахи: смолы, сушеной ромашки, укропа, меда, полыни. Затеснились на тумбочке Катьки: туесок с калеными орехами, ведерко из лыка с брусникой, коренастые горшочки, криночки, ушастый узелок с леденцами, деревянный сундучок-малышка с медовыми пряниками.
— Брусника тута моченая. Орехи, вот, Витька насобирал, — поясняла женщина. — А это от Стеши гостинец — пряники. Стешу-то помнишь?
— Нет!
— Ну как же, Стешу-то, кривенькую? — огорчилась пришелица.
— Не помню! — угрюмо огрызнулась Катька.
— Ну ладно, Кать. Будет… Бог с ней, со Стешей, — смирилась женщина. — А петухов леденцовых Груша тебе шлет. Ишь, выглядывают как, — подсовывала она Катьке темно-красных стеклянных петухов на палочках, торопясь загладить осечку со Стешей.
— Ты оружие принесла? — нетерпеливо покусывая губы, в упор спросила Катька.
Еще не успела погаснуть улыбка на губах, и руки пришелицы еще раскладывали, любовно сортировали припасы, а в уголках глаз уже что-то дрогнуло, губы сомкнулись, насторожились, напряглись серые скулы.
— Оружие привезла?.. Наган? Саблю? — распаляясь, выспрашивала Катька.
Женщина попыталась выдавить последние крохи пригаснувшей улыбки и вдруг нежданно забилась в сухом осколочном кашле. Заспешили по коричневым бороздам-морщинам невольные слезы.
Но она пересилила, загнала внутрь кашель, стерла слезы, запустила в корзинку руку по локоть, вынесла на свет куклу в голубом сарафане.
— Гляди какая!
Катька отшвырнула надкусанный пряник, отвернулась к стене.
— Что ты, Кать? — опять потерялась женщина. — Кать… Кать… Чего ты, а?..
В коридоре, за рубчатым стеклом двери зажегся свет.
— Мне оружие надо! — не поворачиваясь, сквозь зубы выдавила Катька. — Знала бы, сколько здесь у всех оружия!.. А у меня кинжал только сломанный, Вовкин… И то не насовсем… А раз нет оружия, я и остаюсь кукушкой белофинской или японским шпионом… Ты шпионом хоть раз была?.. Думаешь, приятно?
— Ну, Кать… Я же не знала… Не ведала, как у вас тут теперь.
— Наган с пистонной лентой хотя бы! Или пулемет ручной, как у Вальки!.. А ты что привезла? Ты зачем приехала?! Зачем?
Вторя Катьке, загундосила, заурчала водопроводная труба.
Заглянула в дверь нянька Ксения.
— Кончать свидание просят. Через десять минут звонок с мертвого часа.
— Это, как положено, как положено, — вскинулась, подхватилась пришелица. — Ну, Кать… Ты уж прости меня, Христа ради… Вот по весне соберусь, так непременно ружье тебе привезу. И меду опять.
— Не ружье, а пулемет ручной! Или зенитный лучше! — приподнялась на локтях Катька.
— Ладнось, ладнось. Разузнаю я… Вот те крест святой!.. Дай поцелую хоть…
Уже у самой двери женщина обернулась, перекрестила Катьку, поклонилась ей в пояс и юркнула в полуприкрытую дверь.
Катька сумрачно смотрела ей вслед, все стирала, стирала с лица никчемный поцелуй, сглатывала непрошеные слезы.
Уж исчезли, растворились в коридоре шаги, а Катька все еще зло вздрагивала, ворчала, не желая униматься.
— Банку на место поставить не могла…
Как только нянька Ксения зажгла в изоляторе свет и, уныло ворча, удалилась, подхватив треснувшую утку Сергея, к ним ворвалась возбужденная Татьяна Юрьевна. Не глядя, сунула Сергею градусник и объявила Катьке:
— За грубость останешься здесь на всю ночь… И скажи спасибо, что я свидание разрешила.
— Подумаешь, я и так бы обошлась! — огрызнулась Катька.
— Ах, вот как ты заговорила, — промолчав, с ласковой раздумчивостью резюмировала Татьяна Юрьевна. — Очень хорошо… Я постараюсь не забыть твою «благодарность».
Искривившись в ухмылке, Татьяна вышла.
Помусолив в зубах пододеяльник, Катька мрачно спросила у Сергея:
— Ты знаешь, почему она волосы красным стрептоцидом красит?
— Нет, — поперхнулся от неожиданности Сергей.
— Маскируется, — великодушно пояснила Катька и выпятила нижнюю губу.
Потомив обалдевшего собеседника, задала новый вопрос.
— Зубы ты у нее видел? Какие они, запомнил?
— Нет… — окончательно смешался Сергей, стараясь незаметно вытереть вспотевшие от страха ладони.
— Ты знаешь, что она акулья щука? — резко понизив голос и для чего-то говоря в нос, спросила Катька.
— Щука?! — не поверил Сергей.
— Т-ссс!.. Тихо! — грозно насупилась Катька. — Не просто щука, — уточнила она, хмурясь. — Акулья щука… Из Фиолетового озера.
— Акулья… — только и смог повторить Сергей.
— Фиолетовое озеро знаешь?
— Нет.
Катька долго чесала нос, морщилась, сумрачно глядела на Сергея, как Василиса Премудрая на нерадивого Иванушку, преждевременно спалившего ее лягушачью шкуру. Наконец снизошла до объяснения:
— В Зубастых горах есть Фиолетовое озеро… По ночам из него волшебные голоса слышатся.
— Какие голоса?
— Заколдованные, — поправилась Катька.
— Это сказка? — ухватился за мелькнувшую надежду Сергей.