Вся гостиница была ещё погружена в сон; но когда я спустился в вестибюль, то оттуда-то выскочил швейцар, протиравший себе глаза. Это был один из тех молодцов, которые встречаются в гостиницах на Востоке, — он говорят по-французски с такой невероятной быстротой, какой мне раньше никогда ещё не приходилось встречать. Я оставался немым, стоя перед ним, потому что не было никакой возможности ответить хоть одним словом на тысячу его слов; я делаю только знак, чтобы он отпер мне дверь. Когда я очутился на улице, то я постарался припомнить последовательно всё, что сказал мне этот удивительный человек: он, не переводя дух, поздоровался со мной, сделал замечание относительно погоды, осведомился о том, хорошо ли я спал, и предложил свои услуги в качестве провожатого по городу. Вот всё, что я понял из его слов; но очень многого я не уловил. А впрочем, я вспомнил ещё, что он предложил вычистить мои башмаки.
Ещё очень рано, но, несмотря на это, люди уже сидят у своих дверей и болтают или бродят по улицам, — кавказцы никогда не спят. Солнце ещё не взошло, но утро тёплое и ясное. Как раз напротив гостиницы расположен большой парк, и я отправляюсь туда, пересекаю его и выхожу на противоположную сторону. По большей части все люди, которых мне приходится встречать, одеты по-кавказски и вооружены; впрочем, встречаются также мужчины в европейских куртках и котелках, офицеры в черкесской форме. Женщин почти не видно.
Я имел в виду до завтрака изучить город вдоль и поперёк, но очень скоро я убедился в том, что это невозможно. Проголодавшись, я купил мешочек винограду, которым и подкрепился, хотя, как северянину, мне нужно было бы мясо и хлеб, чтобы насытиться. Я обошёл весь парк и вернулся в гостиницу.
Ещё никто не вставал.
Швейцар в передней снова принялся разговаривать со мной; тогда я открыл первую попавшуюся дверь, чтобы спастись от него, и очутился в читальне. Здесь я нашёл на столе Ведекера — путеводитель по России и Кавказу; я раскрыл описание Тифлиса и принялся читать.
Моя гостиница, «Лондон», помечена звёздочкой. В городе 160 тысяч жителей, из которых мужчин вдвое больше, чем женщин. В городе говорят на семидесяти языках. Средняя температура лета равняется двадцати одному градусу, а зимы — одному градусу. Тифлис находился под властью римлян, персов и турок, в настоящее время он находится под властью русских. Теперь Тифлис обязан своим выгодным положением тому обстоятельству, что он служит перекрёстком на торговых путях от Каспийского и Чёрного морей и из Армянской возвышенности и из России через Кавказские горы. В городе есть великолепный музей, театр, картинные галереи, ботанический сад, крепость. Есть в городе также дворец грузинских царей, но теперь он обращён в тюрьму. В городе к тому же есть и статуя какого-то русского генерала. А высоко-высоко над горами расположен монастырь Св. Давида. Он находится на святой для грузинов горе Мтацминде, у монастыря стоит памятник Грибоедову, где этот и поэт и похоронен.
Я закрываю Ведекера и задумываюсь над тем, что я читал о Грибоедове. Я читал немного о нём. Знаю только, что он написал «Горе от ума», эту единственную общественную сатиру, сделавшую его имя бессмертным в России. Замысловатые слова «Горе от ума» я не понимаю; но эта книга переведена под заглавием «Проклятие гения», или нечто в этом роде, заглавие переведено различно на различных языках. Грибоедов был женат на княжне родом из Тифлиса, которой было всего шестнадцать лет, когда он на ней женился. Он был послом в Персии, где во время возмущения его убила чернь, ему было тогда тридцать пять лет от роду. Его вдова прожила ещё двадцать восемь лет и отказывала всем женихам. Это она поставила мужу прекрасный памятник у монастыря Св. Давида. На памятнике есть надпись, в которой она говорит, что он навсегда останется для неё незабвенным.
Я начинаю вспоминать многих русских поэтов, побывавших в Тифлисе: Пушкина, Лермонтова, Толстого и других. Кончается тем, что я долго сижу, погружённый в раздумье. и стараюсь нарисовать самому себе общую картину русского творчества. Ещё так рано, маленькая комната, в которой я нахожусь в полном одиночестве, вполне располагает к составлению маленького мнения, потому что она уютная и тесная, и в ней даже ни одно окно не раскрыто на улицу.