В сказочной стране. Переживания и мечты во время путешествия по Кавказу

В Тифлисе мы слышали от сведущих людей, что право краситься горным укропом требовало известной степени благочестия. Но оказалось, что это неправильно, так как в Персии даже женщины красятся горным укропом, а Вамбери пишет, что этой же краской красят даже маленьких детей. Не говоря уже о том, что лошадей из конюшен шаха узнают по крашеным хвостам. Но очень может быть, что в Тифлисе установился обычай, по которому только благочестивые имеют право на эту роскошь, потому что мы видели выкрашенных этой краской только почтенных людей.

И вот нашёлся угол на свете, где тихо и мирно приютился азиатский квартал. Он окружён современным американским шумом торгового города, но в самом квартале царит невозмутимая тишина. Лишь изредка раздаётся здесь громкое слово и ещё реже ненужный крик. Слышатся только тихие речи и видны степенно кивающие тюрбаны. Женщин здесь почти не видно, только изредка можно встретить двух женщин, разговаривающих друг с другом, с детьми на руках, и они также разговаривают тихо. Торговцы-армяне представляют здесь исключение: они предлагают своё оружие и нагло обманывают своих покупателей, как везде на свете. Еврей может обмануть десять греков, но армянин обманывает и греков и евреев, — так нам говорили па Востоке. Однако армянам принадлежит и гора Арарат, и верховье четырёх рек, где был расположен рай. А кроме того, ведь они христиане, а потому они значительно болтливее магометан. Там, где они добивались экономического господства, они проявляли иногда свою заносчивость тем, что не отвечали на приветствия бедного мусульманина. Конечно, в свою очередь мусульманин и не думал обижаться на это, ничто не может нарушить его покоя, исключая, впрочем, тех случаев, когда неверный оскорбляет его религиозные понятия, оскверняет его святыню, или когда соперник приближается к его женщине. Тогда он издал бы крик, как самец-верблюд, и вышел бы из себя. Только в таких случаях. Если у него есть чем жить и судьба не наказала его болезнью, то он доволен и благодарен, а если он терпит нужду и недостаток, то он и это переносит с достоинством. Он не жалуется на свою судьбу в газетах. Ведь ничто не может изменить волю Аллаха, и он покоряется ей. Восточные страны — это родина фатализма, этой древней и испытанной философии с её простой и абсолютной системой. А если в других странах другие народы исповедуют другие системы, то всё-таки многие отдельные личности снова возвращаются к фатализму. И они снова стоят перед его непреложностью. Он такой простой и испытанный, это — железо...

Когда мы уходили из квартала, то заметили, что лошадь всё ещё стоит на солнцепеке и стоически переносит всё. А зловоние от её ран привлекало тучи мух...

Каждый день мы возвращались в азиатский квартал в Тифлисе, потому что это был мир, не имевший ничего общего с нашим. Но в конце концов мы уже не смотрели во все глаза, мы смотрели на всё совершенно спокойно и стали находить и тут знакомые в жизни черты. Генри Друммонд52 рассказывает об одном из своих носильщиков в Африке, об одном щёголе, который не хотел носить тяжестей на голове, чтобы не испортить своей забавной прически. Мы нашли щёголей также и здесь, среди людей с тюрбанами. Мы нашли также и ревность. Стоит, например, на улице женщина под покрывалом и разговаривает с женщиной более солидного возраста; во время разговора она не может не приподнять иногда покрывала. И вот появляется поклонник и мимоходом быстро шепчет ей несколько слов, на что красавица отвечает ему, согнув один, или два, или три пальца на своей руке. Между тем пожилая женщина стоит с невинным видом и ничего не замечает, но она сообщница. Однако иногда появляется собственник, собственник женщины, и тогда он издаёт крик, словно самец-верблюд, невзирая на то, что он важен и выкрашен в кирпично-красный цвет. Тут женщина моментально исчезает и убегает в свою клетку с решётками в окнах, где проводит все свои дни.

XIV

Мы в поезде, который несёт нас в Баку.

Мы хотели ехать во втором классе, но он был так переполнен пассажирами, что пришлось отказаться от этого намерения; мы с большим трудом могли найти место для себя, но наши вещи некуда было поставить. После долгого блуждания по поезду мы водворились наконец с нашими чемоданами в первом классе. Когда эти хлопоты были окончены, мы вдруг сразу увяли. Термометр в купе показывал несколько более 31 градуса.

До нашего появления в купе уже сидели трое мужчин. Двое из них посмотрели на нас крайне недружелюбно, третий же молча продолжал курить в свою огромную бороду и даже подобрал под себя ноги, чтобы пропустить нас к окну.

Всегда и везде на свете приходится испытывать одно и то же в железнодорожном купе: новому пассажиру дают очень неохотно место. Пассажиры, находившиеся в купе раньше, смотрят на вновь прибывшего, как на своего врага, они ненавидят его, затрудняют ему доступ к его месту, не отвечают, когда он приподнимает шляпу и здоровается. Но уже на следующей станции этот, столь недружелюбно встреченный пассажир проникается таким же недружелюбием к новоприбывшему пассажиру!