В сладостном уединении

Он наклонился, чмокнул ее в щеку, затем перепрыгнул через камень и зашагал к замку. Пруденс упала в траву и уставилась в бледное небо. Как бы было все проще, будь он ей безразличен! Гораздо проще, повторила она сама себе, не в силах подавить улыбку при воспоминании о его поцелуях.

В среду, после полудня, Пруденс пошла в деревню и позвонила Эллиоту.

— Я ждал вашего звонка, — ответил он почему-то сердито.

— Я была занята, — объяснила она. — Эллиот, мои дела идут не слишком хорошо. Хейли не очень разговорчив. Он себе на уме, или, по крайней мере, таким кажется. Конечно, не станет же он рассказывать секретарю всего того, что мог бы сказать корреспонденту.

— Ты и без него можешь раскопать достаточно много, пошевелив мозгами. Мне не надо учить тебя, как это делается.

— Эллиот, — терпеливо сказала она, — здесь все охраняют его уединение. — Последовала продолжительная пауза. — Я-то выспрашиваю, но не всегда получаю ответы на свои вопросы, — продолжала она, как бы оправдываясь. — Но удалось узнать кое-что интересное.

— Например?

Пруденс подумала, что не стоит ей сразу обо всем рассказывать, не получив предварительного обещания ничего не печатать без разрешения Хейли. Ведь не исключено, что ее Эллиот просто уволит, а статью возьмет и опубликует. Всегда найдется писака, способный превратить в очерк ею сказанное. Конечно, она думала, что Тромбли никогда на такое не пойдет, и все-таки лучше себя обезопасить.

— Эллиот, тут возникла одна проблема. Поэтому я и звоню. Мне пришлось заключить договор с Джоан Монтгомери.

— Я уже слышал.

— Что?

— Она приходила и сказала все, что думает о нашей журналистской этике, затем передала ваш разговор, — сообщил Эллиот отнюдь не радостным тоном. — Прежде чем с кем-то договариваться, ты обязана была поставить меня в известность.

— Я знаю! — поторопилась она подтвердить, в панике от того, что обе работы вдруг оказались на волоске. — Но вы должны признать, что в этом есть справедливость. Неэтично объявлять всему миру, где скрывается Монтгомери, если он сам этого не хочет.

Тромбли так тяжело вздохнул, что Пруденс услышала это через океан.

— Девочка, я был журналистом еще до того, как ты родилась, и подобные решения мне приходилось принимать каждый день. — Эллиот помолчал, должно быть ожидая ее реакции, но так как она молчала, продолжил: — Но ты права. Если не получишь разрешения Хейли, печатать не будем. Это суровое нарушение этики. В противном случае Монтгомери будет вправе обратиться в суд. Но, Пруденс… — произнес он и опять сделал паузу. — В следующий раз, когда надумаешь заключать сделку, предварительно сообщи. Думать и принимать независимые решения ты должна сама, но не за меня. И еще одно… — Он вновь умолк.

— Я внимательно слушаю, — напомнила о себе девушка.

— Если бы я не согласился с тобой и сказал, что напечатаю статью без разрешения Хейли, ты бы стала ее писать?

Пруденс поколебалась, но все-таки решила хоть на сей раз сказать правду:

— Нет.

— Но я уволил бы тебя…

— Знаю.

— Значит, нам обоим повезло, — с облегчением заключил Тромбли. — Жду от тебя звонка!

— Хорошо. А вы, пожалуйста, задержите Джоан Монтгомери в Нью-Йорке немного дольше.

— Попробую.

Пруденс быстро рассказала издателю все, что узнала о Хейли, и, вешая трубку, поняла, что они остались друзьями.

Но когда обернулась, счастливое настроение как рукой сняло — в двух метрах от нее с сумкой продуктов в руках стояла Бренда. Пруденс побледнела: "О Господи!"

— Так кто вы? — зло спросила Бренда.

— Не могу ли я все объяснить за чашкой чая? — вежливо улыбаясь, предложила незадачливая обманщица.

Бренда гордо подняла подбородок, холодно глядя на нее.

— Пауль дома с Венди, но должен отправиться на пастбище, мы сможем поговорить у нас. — И, не говоря ни слова, пошла вперед.

За столом Пруденс все рассказала Бренде.

— Хейли никогда не позволит напечатать вам статью, — с абсолютной уверенностью заявила та, выслушав ее до конца. — И на вашем месте, Пруденс, я бы никому ничего не сказала, а первым же рейсом улетела обратно в Нью-Йорк. Избавили бы себя, да и многих от неприятностей. А там скажите вашему редактору, что Хейли не разрешил ничего печатать. Так оно и будет на самом деле.

— Не могу этого сделать, — тихо возразила Пруденс. — Я должна поступить так, как обещала Джоан Монтгомери, кроме того, обязана выполнить задание редакции.

— А кто такая Джоан, чтобы заключать сделки за своего бывшего мужа?

Пруденс не ответила. Да и вряд ли Бренда ждала ответа. Фраза прозвучала скорее с восклицательным, нежели с вопросительным знаком. Но убедить Бренду все же попробовала:

— У меня еще есть две недели — теперь уже чуть меньше. Как только появится подходящий момент, расскажу обо всем Хейли и сразу же уеду. Конечно, если теперь вы раньше не расскажете Колину и Хейли.

— Я не могу лгать из-за вас.

— Я не прошу вас лгать, — настаивала на своем Пруденс, пытаясь говорить спокойно. — Только прошу ничего не говорить.

Бренда поставила кружку.

— А если Колин спросит?