В смерти — жизнь

Я уже замечал, что ни один уважающий себя подонок без платочка не выйдет. Но сейчас меня интересует другое. Что этим обрывком материи воспользовались не за неимением носового платка, как вообразила «Le Commercial», явствует из того, что платок бросили в кустарнике; а что он не предназначался «заглушать крики», ясно из того, что в дело употребили именно эту повязку, а не платок, который гораздо больше подходил для такой цели. В протоколе говорилось, что эта полоса материи была «свободно накинутой на шею, концы связаны тугим узлом». Сказано не очень вразумительно, но по существу выходит совсем не то, что описано в «Le Commercial». Ширина полосы – восемнадцать дюймов, а стало быть, хоть это и всего-навсего муслин, достаточно было сложить ее в несколько раз или скрутить жгутом, – и получалась прочнейшая перевязь. Так ее и скрутили. Вот мое заключение: убийца у Мари был один; отнеся труп на какое-то расстояние (от кустарника или от другого какого-нибудь места), держа тело на весу за повязку вокруг талии, он убедился, что так ему далеко свою ношу не унести – тяжеловато. Он решает тащить ее волоком, тут и появляется след на земле. Теперь ему нужно что-нибудь вроде веревки – тащить тело. Привязать мертвую можно за руку или за ногу, удобней всего – за шею, тогда голова не даст привязи соскользнуть. Безусловно, первая мысль убийцы была о повязке, закрученной вокруг талии. Она, конечно, была бы в самый раз, но ее надоразматывать, а с петлей, которую он затянул, пришлось бы повозиться, да она была еще и не до конца «оторвана» от платья. Проще оторвать новую полосу от юбки. Он и вырвал, привязал за шею, покрепче и поволок свою жертву к реке. То, что к это» «повязке», несмотря на лишнюю возню с ее изготовлением и хотя с ней было не так уж сподручно, все-таки пришлось прибегнуть, что без нее было не обойтись, свидетельствует, что необходимость в ней возникла при обстоятельствах» когда платка уже не было под рукой; иными словами, как мы себе и представляли, – уже не в кустарнике (если убийство происходило там), а по пути к реке.

Но, скажете вы мне, ведь в показаниях мадам Делюк(!) особо оговаривается, что некая банда слонялась где-то неподалеку от зарослей примерно тогда же, когда, видимо, и произошло убийство. Допустим. Не поручусь, однако, что в то время, когда разыгралась эта трагедия, в тех же окрестностях не слонялось с дюжину банд вроде той, которую описала мадам Делюк. Но обратила на себя негодующее внимание мадам Делюк, показания которой к тому же даны с большим запозданием и не внушают особого доверия, только та, которая, по словам этой почтенной и не упустившей ни одной подробности старушки, вдоволь отведала ее пирожков, бренди, а платить и не подумала. Et hinc illae irae *.

Но каковы показания мадам Делюк дословно? «Явилась целая ватага сущих висельников, горланили тут, напили, наели и убрались, не заплатив, в том же направлении, что и молодой человек с барышней; вернулись эти бесстыдники, когда уже смеркалось, и через реку гребли так, словно спешили поскорее унести ноги».

Ну так вот, эта самая «спешка» вполне могла представиться мадам Делюк и несколько большей, чем было на самом деле, так как она продолжала оплакивать свои пошедшие этой орде на потраву пироги и пиво, за которые, видимо, все еще питала слабую надежду получить возмещение. Иначе разве запомнилась бы ей их поспешность, поскольку ведь уже смеркалось. Ничего особенного в том не было, самые отчаянные головорезы заторопятся восвояси, если надвигается гроза, а переправляться через широкую реку надо на жалких лодчонках, и дело – к ночи.

Я сказал: к ночи; потому что ночь еще не наступила. Еще только начинало смеркаться, когда неуместная поспешность этих «бесстыдников» окончательно расстроила мадам Делюк. Но ведь известно, что тем же вечером мадам Делюк и ее старший сын «услышали женский крик где-то неподалеку от гостиницы». Каковы подлинные слова мадам Делюк относительно времени, когда раздался крик, – вечером, но когда именно? «Уже совсем затемно», – говорит она. Но «уже совсем затем но», значит, темнота так или иначе уже наступила; а «еще только смеркалось» – что день еще не погас. И, стало быть, банда отплыла с заставы дю Руль несколько раньше, чем мадам Делюк услышала (?) крики. Но, хотя эта путаница в выражениях повторяется дословно во всех перепечатках показаний этой свидетельницы, ни одна газета и ни один мирмидонянин из полиции не заметили этой вопиющей неувязки.