В снежном плену. Охотница и демон

Я прошмыгнула за дом и, отогнув одну из досок в стареньком покосившемся заборе, бросилась бежать прочь, туда, где темнел в стремительно сгущающейся темноте лес. Сидя в кустах, укрытая ночной мглой, я беззвучно плакала, размазывая по щекам слезы, глядя на то, как взвивается пламя, жадно пожирая наш домик – единственное, что у нас было, уничтожая вещи и несчастных животных, так и оставшихся запертыми в сарае. Сердце рвалось туда, назад, но мамин предупреждающий взгляд, которым она, стоя со связанными за спиной руками, смотрела на лес, как будто зная, что я где-то рядом, заставил меня остаться на месте.

К дому я вернуться так и не рискнула, вместо этого, едва лишь стало светать, направилась в соседнее поселение. В голове был план. Я должна была спасти маму.

Глава 2

Первое, что сделала – стянула с веревки у одного из домов на окраине леса сушащееся белье: мужские штаны и рубаху. Воровать у таких же бедняков, как мы, было стыдно, но я пообещала себе, что обязательно возмещу им стоимость вещей. Добежав по едва-заметной тропинке до крошечного озерца, прятавшегося в зарослях кустов, стянула с себя передник, юбку, рубашку, и быстро переоделась. Вещи оказались прилично велики, поэтому я вытряхнула из кармана передника единственное мое сокровище – перочинный ножик, купленный в прошлом году на ярмарке, на мой седьмой день рождения, и безжалостно отрезала лишнее. Теперь я напоминала не темноволосую девочку, а пугало, и все же, этого явно было мало. Тяжело вздохнув, расплела длинную косу толщиной с кулак, которой очень гордилась. Сердце обливалось кровью, когда я, пядь за пядью, давясь слезами, срезала и кромсала длинные пряди волос. Увидев свое отражение в темной глади воды не выдержала, и разрыдалась, но тут же устыдилась этого. Волосы, передник и рубашку завернула в юбку, сделав из нее наподобие тюка. Привязала к одежде камень потяжелее и, войдя в озеро, зашвырнула его подальше в воду. Белый пузырь медленно опускался на темное дно. И я чувствовала, что вместе с ним исчезает мое беззаботное счастливое детство. Кажется, сегодня оно закончилось навсегда.

***

Мой план был таков – пробраться к городской темнице, где содержали заключенных и, улучив момент, каким-то образом увидеть маму и узнать, как я могу ей помочь. Надо ли говорить, сколь наивен он был и какое жестокое разочарование ждало меня?

К темнице, располагавшейся в древней крепости квадратной формы, мне пробраться удалось – худенькая, чумазая, с торчащими во все стороны клоками неровно обстриженных волос, я вполне могла сойти за мальчишку. Вот только что толку? Стража прогнала меня, стоило лишь попытаться приблизиться к одному из решетчатых окошек, находившихся на уровне земли. Я пробовала снова и снова в течение нескольких дней. Ночевала на улице, прячась на ночь в сараях и на чердаках, ела что придется, часто деля трапезу с дворовыми псами, что питались объедками с хозяйского стола. Но все было бесполезно. Темница надежно охранялась, и войти в нее можно было лишь одним способом – став ее узником, а выйти, зачастую – лишь ногами вперед.

Наконец, в один из дней, счет которым я уже начала терять, шатаясь от голода и усталости, колокол на башне темницы зазвонил, и ее ворота приглашающе распахнулись. Я не верила своим глазам и наивно радовалась, как мне повезло. Если бы я только знала! Если бы знала!

Внутрь, сначала по одному, а потом все более оживленно, потекла толпа горожан, и я шмыгнула вместе с ними, держась поближе к выходу, высматривая между стоящих впереди тел, локтей, плеч и голов людей что-то, что было видимо только им. Внезапно до моего слуха донесся шепот:

– Я слышала, сегодня среди осужденных будет женщина. – это говорила горожанка, чье лицо было скрыто чепцом с широкими накрахмаленными оборками.

– Поделом им, – пробормотала ее соседка, женщина постарше, – бесово отродье. Она испуганно оглянулась и мелко перекрестилась, а у меня на миг болезненно сжалось сердце. И все же я, вопреки страху, начала проталкиваться вперед, активно помогая себе локтями и не обращая внимания не недовольное шиканье и тычки толпы – до тех пор, пока передо мной не открылось то, что высилось посреди крепостного двора – наспех сколоченный деревянный эшафот, на котором стояла широкая деревянная колода, а в стороне от него – вкопанный в землю высокий столб и сложенные невдалеке вязанки хвороста.

Толпа вдруг замерла, уставившись куда-то, и проследив за ней взглядом, я поняла, что мое сердце камнем рухнуло вниз и, кажется, перестало биться: в окружении стражников, на казнь вели четырех заключенных, трех мужчин и женщину, которой оказалась… мама.