Обратно ехали нагруженные до последней невозможности. Как Маша ни отказывалась, баба Клава решительно вручила им две большие клетчатые — китайские — сумки с деревенскими гостинцами, строго-настрого наказав Сантошу доставить их до Москвы в целости и сохранности: — вези, Санька, будущим тестю и тёще деревенских продуктов! — Маша с трудом сдерживала смех, глядя на его унылую физиономию. Действительно, смуглый экзотический красавчик выглядел забавно с громадными клеёнчатыми сумками в обеих руках. Она лишь боялась за целостность ручек. Старики усердно пихали в сумки свежий картофель, маленькие, только что сорванные огурчики, приличных размеров кочан капусты, крупные мясистые помидоры, большие пучки лука и укропа, свежеубитую и ощипанную курицу, домашнего копчения окорок. Маше тоже вручили сумку, поменьше и наказали беречь и приглядывать, чтобы не разбилась литровая банка сметаны такой густой, что хоть ножом режь, а также не побились яблоки, любовно уложенные бабой Клавой: крупные, румяные, душистые, ничуть не уступающие импортным.
Прощаясь, Сантош по очереди обнял стариков, уговаривал их приезжать в Непал, на свадьбу. Баба Клава опять расплакалась, обнимая его: — Санюшка, лучше уж вы с Машей приезжайте, нас не забывайте, родителей-то твоих не дождёшься, всё им некогда вырваться. Может, и малышку когда привезёте.
Сантош засмеялся: — бабуля, Майя давно уже не малышка! Родители боятся, как бы она замуж без их ведома не выскочила! — та в расстройстве махнула рукой:
— выросли вы оба без бабушкиной ласки. У Женьки-то мать давно умерла, ты совсем маленький был. Деду привет от нас передавай, как увидишь.
К счастью, до Воронежа их довезли на машине. Один из дядьёв Сантоша загрузил их сумки в багажник старого фордика и подвёз гостей прямо к дверям автовокзала.
В Москве взяли такси. Маше показалось, что в метро Сантош чувствует себя неуютно: его вторая ипостась испытывала беспокойство, находясь глубоко под землёй.
Когда они ввалились к родителям, пихая в квартиру впереди себя большущие раздувшиеся сумки, Ольга Васильевна всплеснула руками: — батюшки, это что же вы привезли?
Сантош облегчённо рухнул на ближайший стул: — о-о-о, наконец-то! Это вам, Ольга Васильевна, деревенские гостинцы от моих стариков!
Вечером, уложив спать Анютку и перемыв посуду после ужина, Маша присела за кухонный стол, напротив задумчиво глядящего на неё Сантоша. Улыбнувшись, спросила:
— Что? Ты думаешь о чём-то неприятном, я вижу!
Он накрыл ладонью её руки, лежащие на столе, виновато скривился:
— Маша… я не знаю, как тебе сказать… понимаешь, мне нужно будет побывать в Солу Кхумбу… Нара… она же не виновата, что я не смог её полюбить. Она сама освободила меня от данного ей слова, зная, что я никогда не забуду тебя. Не обижайся, счастье моё, но у меня не хватает наглости просто позвонить ей на сотовый и объясниться. Я должен встретиться с ней прежде, чем мы поженимся. — Он замолчал, выжидательно глядя Маше в лицо, а она задумалась, вспоминая Нару: миловидную толстушку, всегда одетую в яркие юбки и блузки, увешанную бусами и браслетами, обладательницу аж трёх мужей, младшему из которых всего одиннадцать лет. Наверно Сантошу и правда нужно извиняться перед женщиной, глядя ей в глаза. Но он будет не один!
— Я тоже пойду с тобой в Солу Кхумбу!
Он выпрямился, изумлённо глядя на неё:
— Нет, зачем?? Маша, снова тебе отправляться в горы — чистое безумие! Один я доберусь гораздо быстрее, а вместе мы будем идти три недели!
— Я пойду с тобой! — Маша упрямо наклонила голову. Она и сама не понимала, какой бес вселился в неё. Кажется, где-то глубоко в душе, не желая признаться себе, она ревновала его к той женщине, Наре.